— Нет, сир. И я говорю серьезно.
— И вы умрете вместо него? — Генрих, не веря услышанному, раскрыл рот.
— Если потребуется.
— Но если он будет нападать и после вашей смерти, то окажется, что вы напрасно пожертвовали собой.
— Он больше не будет устраивать нападения. Я это знаю.
Лицо Генриха потемнело от гнева; это выражение было слишком хорошо знакомо Сину, и, призвав на помощь их прежнюю дружбу, Син обратился к королю:
— Я подпишу полное признание в государственной измене, заявив, что был тем, кто с самого начала устраивал нападения на вас. Мои враги при дворе с удовольствием в это поверят, а вы получите своего Рейдера для публичной казни. Единственное, что я прошу у вас, — это ваше слово чести, что, когда меня не будет, вы не станете мстить клану Макнили.
— А если я откажусь?
— Вы опозорите себя, и я все силы отдам, чтобы сражаться против вас.
По глазам Генриха было понятно, как он отнесся к этим словам, Оба мужчины знали, что никто не сравнится в борьбе с Сином — даже Генрих.
— Ну что ж, тогда мы объявим вас Рейдером.
— Вы даете мне слово, Генрих? Вы оставите в покое Макнили?
— Да, мой старый друг. Я даю вам слово, что, до тех пор пока они будут удерживаться от дальнейших нападений на мой народ, я оставлю их в покое.
Син кивнул. Генриха, вероятно, можно было считать каким угодно человеком, но он, несомненно, был человеком чести.
— Охрана, взять его, — приказал Генрих.
Син без сопротивления позволил связать себе руки и увести себя. Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что не посмел обернуться и посмотреть на жену. Он боялся, что, поступив так, не сможет вынести то, что его ожидало. Он любил ее сильнее всего на этом свете.
Но в своем затравленном сердце он знал: случилось то, чему суждено было случиться.
Калли пришла в ужас, увидев, как королевская стража схватила ее мужа и связала ему руки за спиной.
— Что они делают?
— Они забирают Сина, — прошептал Саймон.
— Что это означает? — Ее пронзил страх.
Саймон отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом, но она заметила, с каким страхом и болью он смотрел, как стражники усаживают Сина на лошадь, пока король снова занимает место в седле.
— Это означает, что он отказался назвать Генриху имя Дермота.
— Нет, — прошептала Калли с дрожью в сердце. — Почему он решил так поступить?
— Понятия не имею.
— Потому что он благородный идиот, — буркнул Лахлан. — Он собирается умереть вместо вашего брата.
У Калли остановилось дыхание от этих обрушившихся на нее слов.
— Стойте! — крикнула она вниз англичанам, увидев, как Генрих пустил лошадь вперед.