На нижних полках сгорбились наши и еще несколько человек. Среди них я увидел того усатого. Семеном называли его соседи. Кончики усов шевелились вовсю. Разговор был не о минах, не о штормах, не о самураях, а о каких-то пустяках. Словно собрались соседушки на крылечке в сумерках посудачить. Видно сразу – им не страшно. Может, это оттого, что никто из них не собирается мстить японцам, как я.
– Картошка, капуста там родит, Семен? – спросила бабушка, затуживая ниже подбородка косынку в синий горошек.
– Родит, – ответил усатый и махнул левой рукой. Казалось, безымянный и мизинец у него поджаты. – Яблони даже родят. Только японцы сады не разводят на Сахалине.
– Нехристи, – сказала бабушка. – Ляксея моего в гражданскую живьем сожгли, как чурку дров… – Она достала из сундучка фотографию деда, потерла черную рамку о кофту и подала Семену.
Семен склонился над фотографией, кашлянул в кулак, но ничего не сказал. Я свесился с полки. Люди смотрели на моего деда и молчали. Я хотел, чтобы они увидели, как я похож на деда. Но они так и не заметили этого.
– А я всяких семян набрала, – встрепенулась бабушка. – Жива буду – садик разведу.
Пароход качнуло с борта на борт. Сине-красный мяч прыгнул на ржавый борт. В дальнем конце твиндека заплакал ребенок. Отец вынул портсигар с выбитыми на крышке черепом и костями. Крышка откинулась, соседи потянулись за самосадом.
Мама попросила, чтобы не пускали дым на детей. Они закурили, стараясь выпускать дым подальше. Но он все равно поднимался к нам сизыми пластами.
– А пьют они что? – спросил отец усатого.
– Рисовую легкую водочку, сакэ, – ответил Семен. – Пьютнаперстками. Нашего разгулу у них нет.
– Научим, – заявил отец, подмигивая.
Все засмеялись.
– Пальцы-то там потерял? – спросила бабушка, указывая на левую руку Семена.
– Самурай отхватил кинжалом, – ответил Семен и повертел трехпалой рукой на свету.
Я еще ниже свесился с полки.
– А дело так было, – продолжал усатый, и все взгляды нацелились ему в рот. – Взяли мы с боя Маока и одного за другим самураев накрываем… Победа! Мы с дружком автоматы на плечо и стали обдумывать насчет сакэ. Рядом с портом домишки налеплены, и выскакивают оттуда японец с японкой. Кланяются и лопочут что-то. Мы им про сакэ, а они в ответ: «Самурай, самурай…» Японец показывает на порт, она – в воздух руками: «Па-ф-ф! Бо-ф-ф!» Мы соображаем – дело нешуточное. Порт взорвать самураи замыслили, что ли? За автоматы – ведите! Они нас к складу громадному подводят. Перед дверью губы у обоих затряслись – слова сказать не могут. Ну, мы их оставили, сами – в склад. А там кули рогожные с вяленой селедкой штабелями, чуть не до потолка. Дружок верткий у меня, вскарабкался на штабель и поверху дует. А я понизу бегу. В полутьме прохода поперечного не заметил. Самурай и выскочил на меня оттуда кошкой. Я левой рукой успел прикрыться – двух пальцев как не бывало. Острый кинжал – боли я не услышал. Второй бы удар верный был, да дружок сверху на самурая свалился и автоматом приглушил.