Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла…
Когда они спели «Катюшу», Юрик попросил Сумико спеть еще и японскую песню. Она откашлялась и запела:
На лестнице застучали сапоги. Отец всегда поднимался быстро, словно за ним гнались.
Сумико смолкла, опустила голову и прислонилась к стене рядом с печкой.
– О, у нас гостья, – сказал отец, вынырнув. Веки его поднялись, точно занавес в театре.
– Сумико пришла ко мне, – похвастался Юрик и побежал показать банку с рыбкой. – Рыбка плавает по дну – не поймаешь ни одну.
– Как раз у нас будет чем угостить, – сказал отец и вынул из оттопыренного кармана брюк бумажный кулек.
Юрик оставил банку и запустил в кулек обе руки. Он вынул горсть конфет в синих обертках. Конфеты были дорогие, шоколадные. Юрик развернул одну и засунул ее в рот. Потом он протянул конфеты Сумико.
– Угощайте гостью чаем, – посоветовал отец и включил свет, хоть было еще светло.
Бабушка не заставила ждать с чаем. Она скоренько подогрела и выставила наш большой чайник на середину японского стола. По краям расставила синие фарфоровые чашки. Я предложил Сумико сесть за столик и сам опустился рядом на татами.
Чай мы пили весело. На нас со стены глядел дед. Глаза его были печальны, но губы тянулись вслед за подкрученными кончиками усов.
Конфеты понравились Сумико. Она откусывала маленькими дольками и жмурилась.
Я пил из блюдца, как купец Загашников. Сумико смеялась надо мной. Юрик собирал фантики, разглаживал между ладонями и складывал стопкой.
– Ребятам подарю, которые на «Оранжаде», – сообщил он мне и Сумико по-свойски.
– А где, интересно, твой дядя, Сумико? – спросил вдруг отец и уставился на неё своими цыганскими глазищами.
Веселье за столом увяло, как цветок в кипятке. Сумико отложила конфету. Ямки на щеках ее разгладились.
– Ты что пристал к девочке? – тихо сказала мама. – Дети виноваты?..
– Да я того… – забормотал отец. – Я хотел сказать, чтобы он не прятался… Ну, случилось по пьянке… Так что – вечно нам в ссоре быть? Пора на мировую… В порту без него синоптики пурхаются. Ни бельмеса не смыслят в облаках и ветрах… А дело начали мы не шуточное – мол чиним. Для ихних же рыбаков… Людей высаживаем на него каждое утро, как десант… Вдруг тайфун?!
Он допил чай из своей чашки, поглядел сквозь нее на белый накал электрической лампочки и щелкнул пальцем по краю. Чашка издала чистый звон. Отец поцокал языком и сказал:
– Ах, что за чашки!
– Ты не будешь больше гоняться за Кимурой? – спросил я отца громко, чтобы поймать его на слове и успокоить Сумико.
Отец не успел ответить, потому что лестница заскрипела под тяжелыми сапогами. Я сразу узнал этот медленный шаг. Шел Рыбин. Над полом выросла щетка его белесых волос, она спускалась низко на лоб Рыбина косячком. А лоб навис над глазами большими надбровными шишками. Красная шея распирала воротничок шелковой безрукавки.