Я оторвал пальцы от мокрой трубки поручня. На пирсе толпились люди. Блестели плащи и козырьки фуражек. Задирались от ветра волосы. Я увидел, как вперед пробилась мама. Светлое мокрое платье облепило ей колени. Непонятно, зачем она несла на плече нераскрытый большой бумажный зонт? Наверное, просто забыла его раскрыть.
Мама заметалась по краю бетонной стенки. Она боялась прыгнуть. Рыбия выбежал из рубки, чтобы помочь отцу принять трап. Он обнял мокрого отца и заорал, перекрывая шум моря, свист ветра и говор толпы:
– Вася, друг, кого потеряли!..
Отец впился в дружка страшным взглядом. Руки его потянулись к Рыбину, словно задушить. И тот чуть осел. Но отец лишь отодвинул дружка и стал принимать трап.
Доски с перекладинами уперлись в палубу, и по ним сбежала на катер мама. Юрик, точно собачонка, кинулся к ней и забился лицом в мокрое платье.
– Мама, – заревел он, – Герка обманул меня… Никакого белого парохода нету!..
Я удивился не тому, что он выдал наши секреты, а тому, что он перестал картавить. И буква «р» играла у него на языке, словно у японца.
Ночью я тонул. Пил горькую воду и задыхался. Но в последний момент вспомнил, что тут, где-то рядом, плавает белый пароход. Я вынырнул из бездонной пучины и увидел совсем рядом белый пароход. Я схватился за борт и проснулся… Обеими руками я крепко держался за край пустой корзины.
Окна словно были завешены с той стороны синим японским шелком. Бабушка сказала мне, что все спозаранок ушли в порт. Юрик увязался за матерью.
Я чувствовал себя, как в тот раз, когда меня выволок из воронки Борька. Словно я в самом деле чудом спасся ночью от смерти.
А не мог ли спастись Семен?
Я вскочил с постели, натянул штаны и умылся. Кожа на носу шелушилась. Я лишь оплескал его водой.
– Сроду не видела таких бурь, – ворчала бабушка, накладывая в миску пшенную кашу. – Что в огороде деется!.. Табак весь повалило…
– Ну и хорошо, – ответил я, садясь по-японски за столик. – Иначе я сам его вытоптал бы.
– Чем табак провинился? – спросила бабушка, ставя передо мной кашу и молоко.
– Семен вчера назвал отца барыгой, – сказал я и замер над лункой в каше, залитой янтарным маслом. Мне, как в кино, представилось все вчерашнее…
– Не спал отец твой всю ночь, – ответила бабушка, – курил, а чуть свет ушел в порт…
Я молчал. Мои глаза видели Семена, который за кормой накренился к японцу. И бабушка спросила уж в который раз после вчерашнего вечера:
– Семен-то на одной левой руке и повис в последний момент?
– На одной левой, – ответил я хрипло, потому что опять подумал, что Семен мог выплыть.