Она вспыхнула, подумав о том, сколь бесстыдно и жадно ищет усладу в воспоминаниях об их близости, и уже собралась было отвернуться от окна, как внезапно ее взгляд привлекло какое-то движение в саду, заставившее ее похолодеть. На белом фоне цветущих деревьев выделялась тень – тень мужчины, который вышагивал взад и вперед по усыпанной толчеными раковинами дорожке и всякий раз, подходя к воротам, проверял установленный на них запор.
Чина, застыв на месте, внимательно наблюдала за ним, пока вдруг до нее не дошло, что это охранник. Она вспомнила, как Этан говорил ей, что все входы и выходы в доме забаррикадированы от нежелательных гостей.
Отойдя от окна, девушка принялась искать свою одежду, но не нашла ни амазонки, ни всех прочих аксессуаров своего туалета. Беглый осмотр шкафа, стоявшего возле кровати, не принес желательных результатов: в нем не обнаружилось ничего, кроме куска надушенного муслина и саронга, наподобие тех, которые носят обычно малайские женщины. Чина оставила без внимания этот традиционный наряд, потому что у нее не было ни малейшего желания разгуливать по дому в тесном, по длине доходящем ей только до колен одеянии, которое наверняка, она знала, выставит на всеобщее обозрение не только ее обнаженные плечи, но и грудь. И точно так же она не желала покидать женскую половину дома, завернувшись в простыню.
– О, кажется, это то, что надо, – сказала она вслух, откинув крышку сундука из сандалового дерева и обнаружив там множество женских рубах и шелковых шальвар. Выбрав довольно простенькую золотого цвета рубашку и голубые штаны, расшитые гармонировавшими по цвету с основным фоном нитками, она облачилась в них и взглянула на себя в большое зеркало. То, что она увидела, вызвало у нее приступ смеха. Если забыть о непривычном для Востока цвете ее волос, она вполне могла бы сойти за одну из наложниц гарема: ее одежда не только была декольтирована на груди до неприличия, но и цветом своим, казалось бы, просто кричала, что, по мнению Чины, отличало дам сомнительного поведения.
И все же... все же, какая разница существовала между ними и ею – после того, что она совершила? Этан просто использовал ее, чтобы утолить свою страсть, а если и говорил ей множество раз, что любит ее, нашептывал нежные слова, то, по-видимому, лишь для того, чтобы она не воспринимала происходящее как нечто грубое и непристойное. И куда же ушел он, как только она заснула? Еще в одну такую же затемненную и надушенную комнату, где ожидала его на своем ложе другая женщина?
Красочный костюм, заставивший ее засмеяться всего лишь минуту назад, вдруг представился ей не более чем ярким свидетельством ужасной ее вульгарности. Устыдившись самой себя и того, что сделал с ней Этан, она с истерическим воплем бросилась к двери, но была остановлена кем-то, чья темная высокая фигура появилась в этот самый миг на пороге спальни. Обхватив ее руками, человек потребовал, чтобы она объяснила, что, черт возьми, здесь происходит.