Взгляд его затуманился, рана на голове ныла. И он понял, что не может, будучи в таком состоянии, доверять самому себе и принимать ответственные решения. Продолжая наносить удары, чтобы отразить нападение китайцев, осмелившихся приблизиться к трапу, он слышал, что шум битвы начал стихать, и увидел затем, как китайцы разоружали еще оставшихся в живых его людей и сгоняли их, словно стадо, к стене кают-компании.
Внезапно на корабле наступила тяжелая тишина, нарушаемая только завыванием ветра в снастях и ужасными стонами раненых, многие из которых находились при смерти. Этан опустил кортик и, шатаясь, подошел к своим людям.
– Я желаю говорить с вашим хозяином, – обратился он на кантонском наречии к проходившему мимо китайцу, вооруженному ножом.
Тот с готовностью отправился сообщить своему господину о его просьбе. Этан от пульсирующей боли в голове закрыл глаза. А когда открыл, то забыл обо всем: о мертвых и умирающих, о своей боли и о том, что его корабль захвачен шайкой кровожадных бандитов Ванг Тоха. На палубе, у самого трапа, стояла с побледневшим лицом Чина Уоррик.
Девушка долго с ужасом прислушивалась к звукам сражения над своей головой. Пронзительные вопли раненых, яростные крики, глухие удары и лязг смертоносного металла жутким эхом врывались в тишину каюты, и она с трудом заставила себя не затыкать уши, чтобы не слышать более ничего. Заперев сперва дверь, как говорил ей Этан, она затем несколько раз ее отпирала, но переступить порог не решалась, поскольку не знала, как следует ей повести себя в сложившейся ситуации: то ли по-прежнему оставаться внизу, то ли поспешить наверх, чтобы оказать посильную помощь Этану и его команде.
Когда шум жестокого сражения наконец утих и наступила звенящая тишина, Чина немедленно направилась к трапу. Вступив на палубу с тяжелым дуэльным пистолетом в руке, она тут же заметила Этана, и сердце ее содрогнулось от ужаса при виде его окровавленного лица.
Они стояли и смотрели молча друг на друга, не в силах произнести ни слова. Чина не обращала ни малейшего внимания на сновавших вокруг китайцев. Она видела только одно – изможденные, обезображенные болью, обострившиеся черты лица Этана. А тот тем временем думал, как ни нелепо это, о том, сколь прекрасна она – вот здесь, среди следов кровавой бойни, развернувшейся на палубе «Ориона». Эта мысль прояснила внезапно его ум, и он ощутил приступ дикого гнева.
– Черт побери, разве не велел я вам оставаться внизу? – проговорил Этан хрипло. Чина, вглядываясь в его худое, обожженное солнцем лицо, едва узнаваемое из-за крови и синяков, которые начали уже распухать и темнеть, почувствовала, как ее сердце сжалось в груди, и поняла с пугающей ясностью, что для нее нет никого на свете дороже его.