— Нет, изменилось. Теперь я это знаю.
— Что ты знаешь?
— Что я не Энни Макхью. И что я понятия не имею, кто я такая.
— О господи, ты опять за свое… Ты прекрасно знаешь, кто ты такая. Тот же самый человек, которым была месяц назад. Ты сама ничуть не изменилась.
— Для толкового сыщика ты слишком плохо разбираешься в человеческой натуре.
— Послушай, Энни, можешь обзывать меня как угодно, но это ничего не изменит. Берни и Фрэнк Макхью были твоими родителями по всем статьям. Если ты хочешь узнать свои биологические корни, это твое дело. Лично я не стал бы тратить на это время.
Я похолодела.
— Иными словами, ты не хочешь мне помогать?
— Я этого не сказал. Просто не хочу, чтобы ты расстраивалась.
— Меня расстраивает незнание. К тому же мой внутренний голос продолжает нашептывать, что все это может оказаться ошибкой, опиской какого-нибудь глупого клерка. Может быть, в конце концов Берни и Фрэнк действительно были моими настоящими родителями. Может быть, записи врут.
— Энни, они не врут.
— Почему ты так в этом уверен? Джерри вздохнул.
— О боже, как мне не хочется говорить это… — Он шумно выдохнул. — Я… э-э… читал результаты посмертного вскрытия твоих родителей.
— Нет! Я не хочу этого слышать!
— Придется.
Я закрыла лицо руками.
— Все в порядке, — мягко сказал он. — В отчете написано, что Берни Макхью не могла родить тебя.
Я опустила руки.
— Как они это узнали?
— У нее была матка пятилетней девочки. Совершенно не развившаяся, — грустно сказал он. — Мне очень жаль, Энни, но она знала об этом всю свою жизнь. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Нет, я не понимала. К тому моменту я вообще ничего не понимала.
— У нее никогда не было менструаций. Никогда. Берни всегда знала, что детей у нее не будет. Извини.
Большинство людей краснеет от смущения, но Джерри бледнел. Он даже забыл следить за баром. Почему-то мне захотелось его утешить, хотя подобная перемена ролей была настоящим абсурдом.
— Джерри, это не твоя вина. Спасибо за то, что рассказал.
Он взял меня за руку, но я резко вырвалась.
Джерри не стал повторять попытку.
Я долго рылась в сумочке, прежде чем нашла древний носовой платок, который сунула туда еще в каменном веке. Потом начала водить им то по носу, то по глазам, пока не оказалась похожей на панду. Я никогда не пользовалась водоустойчивой тушью, а в то утро наложила ее на ресницы слишком много. Этот фокус часто помогал мне восстановить уверенность в себе. Но поскольку ресницы у меня тоже довольно жидкие, это не слишком меняло дело.
Последовало долгое молчание. Джерри потягивал свое пиво. Я обвивала пальцы платком, пока у меня не стало покалывать кончики от нарушения кровоснабжения. Еще немного, и у меня бы началась гангрена. Такое уж мое счастье.