Он протер сонные глаза, огляделся и изумленно улыбнулся. Пруденс подперла рапахнутую дверь ржавой кочергой и сорвала толстую мешковину с окон. Ласковый ветерок приносил с улицы пьянящий запах мокрой земли, аромат жимолости и умытой дождем зелени. Утренний луч пробрался даже по дымоходу и осветил идеально чистый очаг. Крошечная хижина сияла чистотой. Себастьян не сомневался, что он единственный здесь остался самым грязным.
Метла в руках Пруденс выглядела, скорее, как ведьмино помело, неведомым образом оказавшееся здесь, чем как предмет, предназначенный для наведения порядка в доме. Ее котенок, забавно подпрыгивая, ловил пылинки, мечущиеся в солнечных лучах. Себастьян заложил руки за голову, с удовольствием наблюдая за плавными, грациозными движениями девушки, сметающей пыльную паутину с потолка.
Она увлеченно работала, напевая что-то веселое себе под нос. Солнечный свет, пронизывая тяжелый каскад ее волос, придавал им редкий оттенок червонного золота. На ней по-прежнему были лишь сорочка и нижняя юбка. Когда девушка прошла мимо двери, солнце высветило ее длинные, стройные ноги и округлые бедра. Острая горечь сожаления пронзила Себастьяна, и он тихо выругался. И что на него нашло? Почему он был таким милосердным прошлой ночью? Не следуя взглядом за Пруденс, он умерил свое вожделение, чувствуя странную удовлетворенность от того, что бесстыдно не воспользовался доверчивостью девушки.
Пруденс заставила его сожалеть о том, что он был сыном грубого лаэрда-горца[2], а не сыном арендатора. Как прекрасно было бы, просыпаясь каждое утро, наблюдать такую милую сцену: сверкающий чистотой домик; напевающая, веселая жена. Нетрудно было представить троих или четверых малышей, цепляющихся за юбку Пруденс.
При мысли о детях его лицо потемнело. Женщина, на которой он собирался жениться, была молода и очень богата и вряд ли смогла бы отличить один конец метлы от другого. И она не захочет испортить талию, вынашивая его детей. С этой мечтой было покончено, и лучше о ней забыть. Только Данкерк имел теперь для него значение.
— Если бы я проспал дольше, то ты бы уже, наверное, повесила занавески и взялась вязать салфетки.
Его голос прозвучал резче, чем ему того хотелось. Пруденс резко обернулась, со стуком уронив метлу. Тонкая паутинка слетела вниз и легла поверх ее волос.
Девушку удивило то, что он так сердито смотрит на нее из-под насупленных бровей. Она примирительно пожала плечами.
— Уборка — привычное для меня занятие. Моя мама умерла молодой. Я заботилась об отце, когда он жил в Лондоне. Она сделала шаг к стулу, на котором висело ее платье.