Марианна собиралась продолжить свою обвинительную речь, но заметив, что Филип с Пруденс смотрят на нее, разинув рты, запнулась на полуслове. Только сейчас она поняла, что перешла на крик.
– Марианна, милая моя, где ты выучилась таким выражениям? – спросила потрясенная Пруденс.
– Я и не ожидал, что ты меня поймешь, – сдержанным голосом проговорил Филип.
– Ты хочешь сказать, что я, простая девчонка с Аутер-Бэнкс, не способна понять таких высоких материй? – снова взорвалась Марианна. – Ты прав, Филип. Этой галиматьи я и в самом деле не способна понять. У нас на острове люди не занимались всяким маразмом, а просто жили.
И, вскочив со стула, Марианна помчалась наверх в свою комнату, а тетя с племянником, ошарашенные, так и остались сидеть, глядя ей вслед.
В тот вечер во время ужина за столом царила холодная и принужденная атмосфера. У Марианны сердце от горя разрывалось. Что она натворила! Ну зачем дала волю гневу! Сидела бы лучше да помалкивала. И все-таки в глубине души, на самом ее донышке, затаились обида и боль. Месть за отца, восстановление его доброго имени значат для Филипа больше, чем она, Марианна.
Она понимала, что ничего не сможет изменить, но свыкнуться с этой мыслью оказалось нелегко.
Однако после ужина, когда все выпили по рюмочке вишневого ликера и вежливым, принужденным тоном обсудили какие-то пустяковые темы, Марианна позволила Филипу увести себя в сад, где благоухание цветов, лунный свет и весенний нежный воздух ночи смягчили обиду Марианны и воскресили любовь.
И Пруденс Котрайт, которая с беспокойством следила за молодыми людьми сквозь занавес в гостиной, с облегчением увидела, как они слились в жарком поцелуе.
Понимая, что чего не знаешь, то не может причинить боль, Пруденс тихонько поднялась наверх в свою спальню, но еще долго лежала в постели без сна, вспоминая прошедшие два года.
В первые дни после того, как Марианна попала к ней в дом, Пруденс, осознав, насколько невежественна и в то же время горда ее будущая воспитанница, пришла в ужас, однако, умея прекрасно владеть собой, не выдала своих чувств.
Но несмотря на всю вспыльчивость и грубость, было в Марианне что-то удивительно чистое и светлое. Кроме того, она показалась Пруденс девушкой неглупой и сообразительной. И Пруденс приняла вызов и смело взялась за дело.
И теперь она была очень этому рада. Перемена, произошедшая в Марианне, оказалась разительной. Пруденс знала, что она, говоря без ложной скромности, отличная учительница, но основная заслуга в чудесном преображении Марианны принадлежала ей самой. Она впитывала знания, как губка, и за два года выучила столько, сколько другие учат за десять. Кроме того, она расцвела и превратилась в красивую молодую женщину с душой трепетной и нежной. И в то же время она оставалась прежней Марианной, веселой, живой, временами вспыльчивой и легкоранимой.