П р е д с е д а т е л ь (с места). Не преувеличиваете ли вы, Антифонт, важность проблемы?
А н т и ф о н т. Ничуть. Быть может, я ее даже преуменьшаю. Вы, господин председатель, конечно, знаете, что наше благополучие держится на покровительстве Аполлона, и на тех толпах туристов, которые стекаются сюда со всей Греции, чтобы услышать предсказание пифии. Мы все живем за счет этих туристов, мы все живем за счет тех даров, которые текут к нам полноводной рекой со всей остальной Эллады, и наполняют изо дня в день наши кошельки и наши желудки. Я буду говорить откровенно: мы давно разучились работать, ибо нам не к чему это делать. Дары, приносимые к жертвеннику Аполлона, полностью покрывают все наши потребности. В некотором смысле мы тунеядцы, но зачем же говорить об этом так громко? Тем более заезжему иностранцу, который грозится разоблачить нас перед всем эллинским миром?
П р е д с е д а т е л ь. Расскажите еще раз, кто он такой, и с какой целью явился к нам в город? Все необходимые бумаги мне подготовили (смотрит в бумаги) , но, тем не менее, хотелось бы услышать мнение очевидца.
А н т и ф о н т. Это известный баснописец Эзоп, сказки которого изучают даже в гимнасиях, и который вдвойне опасен именно из-за его литературного дара. Явился же он к нам для того, чтобы основать здесь святилище Мнемозины, своей, как он считает, божественной покровительницы, которая, якобы, и диктует ему его сказки. Святилище это, кстати, было открыто два дня назад, о чем все здесь присутствующие, разумеется, хорошо осведомлены. Это взбудоражило город настолько, что люди уже не знают, какому богу служить, и кому теперь поклоняться: Аполлону, или новоявленной Мнемозине? К тому же, во время открытия нового храма баснописец Эзоп говорил непристойности, задевающие честь самого Аполлона. Такое, господин председатель, не прощается ни на земле, ни на небе.
М е н е к р а т (спускаясь вниз). Позвольте, уважаемые члены Ареопага, я расскажу об этом немного подробнее.
П р е д с е д а т е л ь. Разумеется, Менекрат, внесите ясность в этот вопрос.
А н т и ф о н т отвешивает поклон п р и с у т с т в у ю щ и м и садится на место.
М е н е к р а т. Мой коллега и друг Антифонт говорил, что появление в Дельфах господина Эзопа поставило под сомнение существование самих наших основ. Этот слишком пронырливый борзописец, – а иного слова я, господа, подобрать не могу, – подобен нашествию полчища варваров, и против него необходимо выступить сомкнутым строем и в полном вооружении. Оставим в стороне все его мелкие прегрешения, вроде оскорблений торговцев на рынке, угроз рассказать всей Элладе о нашем якобы недостойном образе жизни и о желании написать об этом едкие басни. Оставим в стороне это шутовское коронование грязной уличной шлюхи, которая теперь целыми днями восседает на рынке на шутовском троне, и с такой же шутовской короной на голове, и, говорят, пользуется огромным успехом у местной черни. Что скрывать, господа, мы – город люмпенов, питающихся крохами с жертвенника Аполлона. До сих пор нам удавалось держать их в узде, проводя политику кнута и пряника, умело играя на грязных инстинктах черни. Но долго так продолжаться не может ибо у черни появился новый кумир, а вскоре, чего доброго, появится новый бог. Они пойдут за этим Эзопом и этой новоявленной рыночной королевой, и будут молиться не светозарному Аполлону, а сборнику едких сказочек, которые напишет для них этот пачкун. Практически это уже происходит, ведь теперь, с открытием святилища Мнемозине, многие отказываются приносить дары Аполлону. Это грозит огромными бедствиями не только нам, но и всей Греции, ибо люди, специально приезжающие сюда, чтобы задать вопрос пифии, будут лишены этой возможности. Полководцы не будут знать, когда им надо выступать против врага; города не смогут задать вопрос, следует ли им мириться с соседними полисами; невозможно будет определить начало и конец Олимпийских и многих других игр; я уж не говорю об оракулах, данных обычным людям, которые обращаются к пифии с личными просьбами. Во имя процветания Дельф, во имя процветания Греции, ваша честь, этот человек должен быть осужден!