— Сидни, отведи мадемуазель де Ламбер в мою каюту, — сказал гражданин Жюльен. — Да проследи, чтобы у нее было все необходимое, включая горячую ванну.
— Подождите! — закричала Жаклин.
Гражданин Жюльен озабоченно взглянул не нее. Не хватало только, чтобы она начала спорить с ним на его собственном корабле, да еще в присутствии команды!
— Что вам угодно? — спросил он, едва сдерживая раздражение.
— Я хочу остаться на палубе и посмотреть, как мы будем отплывать.
— Вы устали и замерзли, — возразил он. — Я не хочу, чтобы вы подхватили простуду.
— Пожалуйста, — взмолилась Жаклин, подходя ближе, чтобы матросы, с любопытством наблюдавшие все происходящее, не могли услышать их разговор. — Вы увозите меня из моей страны. Я покидаю родной дом и все, что составляло мою жизнь. Прошу вас, дайте мне попрощаться.
Боль и искренность, прозвучавшие в голосе Жаклин, удивили хозяина корабля. Он посмотрел ей в глаза. Похоже, что она говорила правду. Но эти ее попытки сбежать… Если она решит прыгнуть в воду, то ему придется прыгать вслед за ней.
— Кто-нибудь, принесите одеяло, — наконец приказал он, не спуская с Жаклин тяжелого взгляда. — Сидни, останься с мадемуазель де Ламбер и не давай ей подходить к борту. Отведи ее в мою каюту не позже чем через четыре минуты после отплытия.
— Будет исполнено, капитан, — ответил Сидни, которого явно развеселил подобный приказ.
— Благодарю вас, — прошептала Жаклин.
— Смотрите, не доставляйте Сидни хлопот, иначе, обещаю вам, вы потом не сможете сидеть целый месяц!
— Обещаю, что буду вести себя подобающим образом. Дело в том, что я не умею плавать.
Гражданин Жюльен громко рассмеялся:
— Мадемуазель, вы меня почти успокоили. Но зная, на что вы способны, я не удивлюсь, если вы не сдержитесь и все-таки попытаетесь удрать. Где же это чертово одеяло?
— Вот оно, сэр, — сказал молодой матрос, подавая капитану шерстяное одеяло.
— Не больше четырех минут, — напомнил гражданин Жюльен, накидывая одеяло на плечи Жаклин. — Если вы простудитесь, я буду очень недоволен, — добавил он, покидая палубу.
Завернувшись в одеяло, Жаклин принялась вглядываться в темную полоску берега. Лишь один огонек мерцал вдалеке — наверное, это светилось окно рыбацкого дома или кто-то вывесил фонарь для путника, заблудившегося в темноте. Якорь уже подняли, и теперь с каждой секундой берег отдалялся от нее.
— Прощай, Франция, прощай, мой дом, моя жизнь, — тихо прошептала Жаклин. — Я уезжаю не насовсем и вернусь, что бы ни случилось. Никола будет наказан, клянусь!
— Мадемуазель, пора спускаться, — раздался за ее спиной голос Сидни.