– Я просил Джози рассказать о тебе, но она почти ничего не знает о твоем прошлом.
– Она никогда меня не спрашивала.
Клер мастерски научилась избегать любых тем, которые могли бы вывести на исповедь о прошлом. О себе она говорить не любила.
– А мне ты расскажешь?
– Что именно ты хочешь узнать?
– Кто из твоего прошлого может охотиться на тебя сейчас?
– Никто. Я тебе говорила.
– Я знаю, что ты мне говорила, и я знаю, что я вижу. Террористы, которых мы обезвредили, могли бы стремиться причинить зло Джозетте, но обыскивать ее дом им незачем. Особенно сейчас, когда у ФБР есть копии всех ее файлов.
– Но у меня тоже нет ничего, что могло бы кому-то понадобиться.
Хотвайер ничего не сказал, но Клер чувствовала, что дистанция между ними увеличивается, словно разверзается пропасть, словно он ставит барьер между собой и ею. Вдруг он перестал быть тем мужчиной, что подарил ей самое острое наслаждение в жизни. Он стал чужаком – отстраненным, враждебным. Он смотрел на нее с холодной неприязнью.
– Если у тебя все же что-то есть и они этого не нашли, то не потому, что они плохо старались, – сказал он, затем повернулся и вышел из комнаты.
Клер пошла следом. Во-первых, потому, что хотела оценить, насколько большой урон причинен имуществу, а во-вторых, потому, что хотела как-то навести между ними мосты. Она видела, что Хотвайер ей не верит.
Все эти три дня он неустанно и даже страстно ее поддерживал. Теперь, когда этот поток тепла внезапно иссяк, она поняла, как привыкла к нему, в какую сильную зависимость попала. И это испугало Клер сильнее, чем тот давешний душитель.
Комната Джозетты была в относительном порядке по сравнению с тем, во что превратилась спальня Клер. Но это потому, что Джозетта уже успела перевезти вещи в дом Нитро, Кровать была разрыта, и ящики выдвинуты, но на этом все и заканчивалось.
Клер нашла Хотвайера на кухне. Он явно искал какие-то намеки на намерения преступника. По крайней мере Клер решила, что для этого он с такой тщательностью исследует каждый дюйм помещения.
– Нашел что-нибудь? – спросила она.
Он молча пожал плечами, и тишина подействовала на ее нервы, как скребок железом по стеклу.
Клер не пошла за Хотвайером в гараж, а осталась прибираться в гостиной. Ей совсем не нравилось выражение его лица, и встречаться глазами с этим отчужденным взглядом она тоже не хотела.
Хотвайер вошел, когда Клер начала приводить в порядок музыкальный центр.
– Что ты делаешь? – прокурорским тоном спросил Хотвайер.
– Убираю. – Если ее ответ прозвучал так, словно она разговаривала с умственно отсталым, то ее можно простить.