Он, конечно, был слишком сражён горем, чтобы сказать своё слово на том незабываемом совете в громадной кают-компании «Хоопа», когда два корабля нашли наконец друг друга у острова Санта-Мария в двадцати милях от побережья Перу. Восемь человек собрались тогда в помещении, представляя остальных – пятьдесят четыре члена команд с двух кораблей. Пятьдесят четыре из четырёхсот девяноста одного, отплывших из Роттердама. Такова была цена, заплаченная за перец.
Они сидели за длинным столом друг против друга – два новых капитана, Макс Худкопе и Якоб Квакернек, два помощника – Деррик Герритсон и Гильберт де Коннинг, два представителя фирмы – Ян ван Оватер и Мельхиор Зандвоорт и два оставшихся в живых штурмана – Тим Шоттен и Уилл Адамс. И они обсуждали не проекты спасения своих жизней – это казалось уже невозможным, – а размышляли, как бы закончить их наименее ужасным способом.
И они решили продолжить свой путь. Куда? Через океан, конечно. О том, чтобы повернуть назад, не могло быть и речи: ни один человек на кораблях не захотел бы снова пройти мимо мыса Горн. Ява? Слишком слабы, чтобы драться с португальцами, и даже для того, чтобы загрузиться перцем. Это в случае, если Ява согласится торговать. Герритсон рассказал о месте под названием «Кипангу» – островном государстве у побережья Китая. Он бывал уже на Островах пряностей, ходил мимо мыса Горн и путешествовал на китайской джонке, которая разбилась у южной оконечности этого легендарного места. Кипангу и Китай находились в постоянной войне друг с другом, и тем не менее раненые моряки нашли там приют и пропитание и в конце концов возвратились на Яву в предоставленной им джонке. В Кипангу, по словам Герритсона, нашли бы убежище.
А что ещё? Что из их мечтаний сбудется? Больше других об этом думал Уилл Адамс. Мечта о богатстве, конечно. О славе. Потому что человеку, который смог провести голландский флот на другой конец земли и обратно, уже не нужно будет заботиться о поддержании своей репутации. О чём же ещё? Герритсон называл имена, которых он не слышал со смерти Кита. Китай. Легендарный Пекин. Великий Хан. Кипангу? Марло ничего не знал о Кипангу. Так же, как Герритсон не слыхал о Зенократе. Потому что её не существовало. Так что, Уилл Адамс, признайся: ты проплыл полмира, видел смерть четырёхсот человек, и все из-за любви к плоду воображения другого человека. Может ли кто-нибудь быть столь честным? Или столь сумасшедшим? Но разве мог он отрицать это? Мог ли он, положа руку на сердце, сказать, что ему нужно было что-то ещё? Разве он не забыл бы обо всём – о славе, о богатстве, о своей родине, если бы смог обрести здесь такую любовь, какую описывал Марло?