Впрочем, даже если бы факт сей был известен Валерию Шамарскому, едва ли это что-либо изменило…
В первый день новолуния, когда полчища грозных слуг Темного Сета более обычного благоволят к несчастному, что не убоится прибегнуть к колдовству, осквернив устои, дарованные Хранителем Горнего Очага, – Ораст едва дождался вечера. Он то и дело выглядывал в окно, надеясь обнаружить приближение сумерек, но Митра, точно в насмешку над нерадивым послушником, не торопился распрягать своих Огнегривых коней. Памятуя, что медитация позволяет обмануть время и превратить часы в летучие мгновенья, жрец попытался было прибегнуть к этому способу, но после нескольких неудачных попыток вынужден был отступиться – дом Тиберия гудел, как хорошо растопленный очаг, и бесконечное ржанье, лязг, Цокот копыт, перебранка прислуги, квохтанье кур не позволяли сосредоточиться, и, стоило только душе его взмыть в хрустальные выси, ее тут же грубо стаскивали на пыльную и душную землю.
И вся эта досадная, выводящая из себя суета лишь из-за того, что любимая кобыла хозяина принесла, наконец, жеребенка! Чем не повод для суматохи и бесконечных воплей?.. А не успела кутерьма улечься – всполошились женщины, эти глупые тетерки. Одной из балаболок, похоже, померещилось, будто в кухню пробрался вор. Тревога, само собой, оказалась ложной, – однако Ораст с трудом удержался, чтобы не спуститься вниз и, угрожая проклятиями всех черных богов, не заставить этих болванов прикусить языки. С трудом удалось ему обуздать свой гнев, но беды на этом не кончились. Под вечер к барону нагрянули гости.
Он видел их из окна: двое вельмож, довольно молодых, на отличных породистых скакунах, с мечами в богато изукрашенных ножнах… Один, грузный, с потным, недовольным лицом, разряжен в шелка и бархат. Сочетание оранжевого, синего и пурпурного в его одежде, на вкус жреца, выглядело чудовищно, однако за последнее время он успел убедиться, что подобное считается в этой дикарской Аквилонии признаком хорошего тона.
Спутник его был одет куда скромнее и отличался строгой военной выправкой и надменной посадкой головы. Жреца поразил цвет его волос – соломенно-желтый, такой редко встретишь в этих краях, где все жители смуглые и чернявые. В благородной Немедии, напротив, светлые волосы считались признаком истинной породы, и может быть поэтому Орасту второй пришелся куда больше по душе. Но, в общем, его любопытство не было растревожено; он не придал особого значения запоздалым гостям, уделив им не больше внимания, чем зеленой жирной мухе, что с густым, сонным жужжанием билась в свинцовый переплет окна. Ум его был занят совсем иным.