Три сотни шагов – и неприметная извилистая тропинка вывела Ораста к холму. Здесь был самый опасный участок пути: из окон замка он был виден, как на ладони. Однако, судя по пьяным выкрикам и нестройному пению, доносившемуся из замка, радушный хозяин на совесть встречал нежданных гостей, – должно быть, важные персоны, хоть и прибыли запросто, без свиты, – и из окон было попросту некому выглядывать.
Но вот наконец он спустился с холма, и густые сиреневые сумерки скрыли его в ласковых влажных объятиях. Впереди расстилался лес. Бывший жрец поплотнее прижал к груди кожаный кошель и поежился – вечерняя роса неприятно студила босые ступни ног.
Оставалось пройти совсем недалеко, и он вознес хвалу Митре, что помог ему так удачно выбрать место. В душе Ораст не был уверен, что за это стоило благодарить именно Солнцеликого – скорее всего, тот давно отвернулся от нерадивого слуги, – однако годы, проведенные в храме, не прошли даром, и старые привычки держались цепко. К тому же, жрец обычно старался молиться разным богам – авось хоть один да услышит и поможет недостойному в задуманном… Он осмотрелся. Да, что ни говори, место и впрямь отличное, не в самой чаще, куда Орасту забредать решительно не хотелось, – городской житель, он не питал к лесу ни любви, ни доверия, – однако же и не на виду, где за ним мог бы проследить любой досужий соглядатай. Кроме того, если все выйдет, как задумано, и завтра на закате Релата откликнется на призыв… Жрец облизал пересохшие губы, чувствуя, как бешено колотится под рубахой сердце. Нет, сейчас об этом лучше не думать!
Ночной лес встретил его неприветливо. Здесь было куда холоднее, чем в низине, воздух казался липким и волглым, и юноша поплотнее запахнулся в плащ. Пахло жухлой листвой, землей и чем-то еще, непонятным, но тревожащим. Тонкие ноздри жреца раздувались, точно у хищника, – да он и впрямь чувствовал себя таковым, пробираясь по темному, полному невидимой жизни лесу. Мелкая ночная живность разбегалась, заслышав его шаги, и внезапно он ощутил приятное тепло. Они боялись его, эти козявки! Он внушал им страх! Это чувство было ему внове и доставляло непривычное наслаждение. Ораст стиснул кулаки. Очень скоро иные твари, двуногие, но без перьев, как именовал их древний мудрец, точно так же станут трепетать при одном лишь его приближении! И сегодняшнее деяние приблизит этот час.
Ораст вышел на темную поляну. Густые синие сумерки сменились кромешной тьмой. Было тихо, лишь откуда-то издалека доносилось журчание ручья, да чуть слышно перешептывались колеблемые легким ветерком ветви. В вязкой мгле, не разбавленной и каплей лунного молока, невозможно было ничего разглядеть вокруг, однако он меньше всего полагался на зрение. Казалось, кто-то выключил все органы чувств, заменив их Силой, взявшей власть над покорным телом, и теперь невидимые течения направляли его движения, подобно тому как воздушные потоки направляют полет древесного листа.