Сперва киммериец намеревался выпытать у гандера всю историю до конца, подозревая, что услышал лишь весьма приукрашенную версию истины, – но, поразмыслив немного, предпочел воздержаться. Своя тайна была у каждого из них, и мало кому нравилось, когда к нему лезут в душу. Бернан же, на первый взгляд, был парень неплохой, свойский, к Конану питал почти собачью преданность и готов был, казалось, на все, чтобы заслужить место в отряде. И, взвесив все за и против, перед отъездом киммериец сказал, что возьмет его, – если тот, когда встанет на ноги, докажет, что владеет мечом не хуже, чем остальные его бойцы. Так гандер стал восьмым членом Вольного Отряда.
И все же, хотя он не привык, раз приняв решение, возвращаться к нему вновь и вновь или сомневаться в его правильности, Конан, даже пустившись в путь, никак не мог отвлечься мыслями на другое. Дорога не отвлекала его, добрая скачка не могла взбодрить, а шуточки Жука, который, как обычно, принялся подкалывать Невуса, доводили до бешенства.
Нет, что ни говори, но было что-то странное в этом парне, в его вечной угодливости, лукаво-недобром взгляде. Нужно ли было уступать его бесконечным просьбам, брать его с собой? Не станет ли он обузой?.. А ладно, Кром их всех побери! Там видно будет, сказал он себе наконец. Хватит об этом!
И именно в этот миг он заметил сборище под мостом.
Что-то странное творилось там. Человек пятнадцать крестьян, вооруженные цепами, серпами и косами, выкрикивая нечто нечленораздельное, бежали вниз по склону к богато одетому толстяку в синем плаще. Дебелая девица с распущенными волосами неслась впереди них по берегу, подобрав подол и сверкая голыми ляжками, и голосила истошно. Он успел еще заметить позади толстяка что-то белое, – точно скомканный отрез полотна на песке, – и, не раздумывая, заорал «Стой!»
Он и сам не знал, зачем сделал это. Но напряжение от долгого бездействия, от бесцельного ожидания, от подавляемых в душе сомнений, настойчиво требовало выхода. Любой повод был хорош…
– Стой! – закричал он вновь. И услышал пронзительный, жалобный голос толстяка:
– Добрые господа! Кто бы вы ни были – остановите этот сброд! Не дайте свершиться насилию!
Меч вылетел из ножен и мгновенно лег в руку Конана. Призывно взмахнув рукой, он галопом понесся вниз по склону. Остальные немедленно последовали за ним. Краем уха киммериец слышал их хохот, – наемники готовились неплохо повеселиться.
Однако забавы не вышло. Завидев летящих во весь опор вооруженных всадников, крестьяне сперва обернулись к ним, неумело вскидывая свои жалкие орудия, годные еще, возможно, против единственного пешего врага, но совершенно бесполезные против конников с мечами. Пару угрожающих взмахов клинками, пару ударов плетью, – и вмиг присмиревшие селяне, точно вспугнутые охотником зайцы, бросились врассыпную.