Ему вспомнился их поединок с Троцеро накануне, и он вновь подивился совершенной нелепости всей этой истории. Утром Амальрик, в сопровождении скромного эскорта спустился в королевскую трапезную, где ежедневно, согласно этикету, должен был приветствовать от имени Немедии властителя Аквилонии и желать вечного процветания Рубиновому Трону. Он надеялся застать там и Нумедидеса, которому уже давно пора было вернуться в столицу.
Однако, вопреки ожиданию, он не нашел там никого из них. В покоях было немного народа – придворные музыканты тихо играли на лютнях, а сухопарые гончие с закругленными в кольцо хвостами с вожделением поскуливали, надеясь получить лакомый кусочек со стола. Аквилонский сенешаль, герцог Беррийский, хорошо поставленным, породистым голосом объяснил, что Его Величество изволит сегодня завтракать у себя в опочивальне, а молодой принц еще не вернулся из провинции. Барон Торский отвесил изысканный поклон и попросил сенешаля засвидетельствовать Его Величеству и Его Высочеству свое почтение, призывая про себя всех демонов преисподней на голову ленивого королевского племянничка, который наверняка сейчас хлещет деревенский сидр и возится на кровати с амилийскими молодками. Что ж, возможно, это и к лучшему, сказал он себе. Недолго осталось ждать того часа, когда этот жирный слизняк возложит на свои сальные волосы золотой обруч короны. Именно такой правитель и нужен барону Торскому – глупый, чванливый, трусливый до дрожи в коленках. Пусть тогда хоть совсем не вылезает из алькова.
Но стоило ему вспомнить о заговоре, как на душе начали скрести кошки. Ведь так и не удалось выяснить, кто был тот незнакомец, осмелившийся подслушивать в храме Асуры! Какого труда потом стоило ему успокоить этих трусливых аквилонских нобилей! Пришлось солгать им, будто бы его метательный снаряд, которым он ранил лазутчика, был отравлен, и беглец не увидит света дня.
Он церемонно простился с сенешалем и направился к выходу. Слуга, обряженный в цвета правящего дома Аквилонии, распахнул перед ним золоченую резную дверь с изображением геральдического Змея – как вдруг на пороге возник граф Троцеро.
Амальрик удивленно поднял брови. Что здесь нужно пуантенцу? По этикету, вассал мог без доклада переступать порог личных покоев сюзерена только во время Осеннего Гона или начала войны. Что же заставило графа нарушить вековые устои и осмелиться побеспокоить Вилера Третьего? Ведь он не мог знать, что короля нет в трапезной…
Владетель Пуантена был одет в белый парчовый упелянд – недавнее изобретение аквилонских щеголей – который более всего напоминал приталенную рубаху с сильно расширенными рукавами, отделанными блестящим куньим мехом. Упелянд был похож на легкий рыцарский доспех и призван был своими очертаниями напоминать дамам о воинской доблести их кавалеров. Дорогая ткань на одеянии графа была вышита золотыми свастиками – символом солнцеворота. Мускулистые ноги Троцеро были затянуты в чулки из тонко выделанной замши и обуты в сапоги цвета топленого масла, с непомерно длинными носами.