На этом месте Маргарита была вынуждена прерваться: покорная чужой воле, она отправлялась готовиться к приему.
За этой записью следовала вторая, датированная тем же днем. Джеки снова оживилась: Маргарита писала это уже после званого ужина.
«В числе гостей оказался один человек, до того у нас никогда не бывавший. Капитан, как и все остальные, он в то же время очень отличался от других. До сих пор он стоит у меня перед глазами такой, каким я увидела его впервые. Сидя рядом с Анри, расположившимся во главе стола, и откинувшись на спинку стула с кубком вина в руке, он с полуулыбкой на устах лениво блуждал взглядом по залу. Весь его вид говорил о пренебрежении к присутствующим за столом мужчинам, которых он, очевидно, считал ниже себя. Он находил их забавными, и только. Его высокомерие бросалось в глаза. Он держался так горделиво, словно это он, а не изображенный над его головой Нептун, повелевал приливами и отливами на море.
Наконец, незнакомец увидел меня. Выражение скуки вмиг слетело с его лица, сменившись… удивлением. Он тут же поднялся, демонстрируя галантность, которую я некогда считала чем-то самим собой разумеющимся и которая сейчас для меня такая редкость. Наши взгляды встретились, и я прочитала в глазах незнакомца восхищение, заставившее меня сбросить с лица маску бесчувственности и безразличия, за которой я скрывалась последние годы. Я ощутила себя безоружной. Я вновь почувствовала себя человеком, а не фарфоровой статуэткой, предназначение которой лишь в том, чтобы выставляться напоказ. Не могу припомнить, что этот капитан сказал в качестве приветствия, но уважение, сквозившее в каждом его слове, едва не вызвано у меня на глазах слезы.
Я была почти готова возненавидеть его за то, что он вернул мне способность чувствовать. Но все мое существо неудержимо потянулось к нему. Как бы ни было мне болезненно его присутствие, этим вечером мое сердце заставило меня вспомнить, что я все еще женщина и не утратила жажду любви».
Пораженная внезапно возникшим у нее ощущением близости с этой женщиной, Джеки неподвижно уставилась на страницу. Сегодня вечером она сама, глядя на Синклеров, страстно желала того, на что, как ей казалось, уже не смела надеяться, — семьи, дома, взаимопонимания. Неудивительно, что она чуть не расплакалась, когда Эйдриан с сестрами кинулись обнимать ее. Надежда может обернуться как радостью, так и болью.
Надежда Маргариты привела ее к трагическому концу. И это, сочтя для себя предостережением, Джеки решила хорошенько запомнить. Она отложила дневники в сторону и выключила лампу. И все-таки, лежа в темноте, Джеки думала, что порой, когда человек не заходит в своих мечтах слишком далеко, они могут сбыться. Разве не так?