Джорджиана подняла голову:
— Обними меня и не выпускай, пока солнце не встанет!
Он стремительно бросился к ней и обнял.
— Джорджи, я могу тебе помочь. У меня есть знакомства, я знаю, к кому можно обратиться. Если тебя кто-то преследует, если ты совершила какой-то проступок и прячешься, я смогу тебе помочь.
Джорджиана прижалась щекой к его щеке.
— Я не совершала никаких преступлений, Максим. Мне нужно только немного времени. Я вела себя несправедливо по отношению к тебе… ко всем.
Максим обнял ее крепче — так, что, наверное, сделал ей больно. Но он не мог заставить себя разжать руки.
— Однажды в сентябре этого года я увидел на берегу моря незнакомку и влюбился. А когда я снова нашел тебя, ты перестала быть грезой, но осталась такой же недосягаемой. Когда я узнал, что ты замужем, мне захотелось придушить тебя, потому что тебе каким-то образом удалось стать частью меня самого. Я и сам не заметил, как это случилось. А я ведь даже не знал, как тебя зовут!.. А теперь ты просишь, чтобы я тебя отпустил. Я не уверен, что смогу это сделать, Джорджи.
Он слегка встряхнул ее за плечи, словно надеялся вбить ей в голову хоть немного здравого смысла.
— Ты опасная женщина, дорогая моя! Ты словно наркотик, от которого я не могу отвыкнуть. Каждый раз я обещаю себе, что это — последний глоток, но неизменно влечение к тебе возвращается снова, как неутолимая жажда. Скажи мне, что можно сделать, чтобы умерить эту боль. Скажи, Джорджи!
Джорджи ответила ему так, как умела: своими поцелуями, своим телом.
Холода закончились вместе с уик-эндом. К тому моменту, когда они добрались до Дэнбери, снег почти повсюду растаял. Но потепление принесло с собой серый туман и изморось. Низкие тучи затянули небо, мокрые улицы блестели.
Глядя на неприветливый мрак осеннего вечера, оба пассажира «ламборгини» ощущали, что погода в полной мере соответствует их настроению.
Когда Максим завел машину на парковку, Джорджиана чуть было не вздохнула от облегчения. Весь последний час оба молчали. Максим был раздражителен почти до грубости, а она не знала, как его успокоить.
А теперь им обоим не хотелось этого прощания.
Джорджиана взялась за ручку дверцы. На Максима она не смотрела.
— Я тебе позвоню, — тихо пообещала она и открыла дверцу.
Максим задержал ее, нежно прикоснувшись к ее затылку:
— Я люблю тебя, Джорджиана.
Джорджиана прикусила губу. Она не могла говорить.
— Это стоило того, — добавил он, ласково водя большим пальцем по шелковистому основанию ее шеи. — У нас была брачная ночь. И мы намерены сыграть свадьбу… очень скоро.