Я сижу на соломенном матрасе на открытом воздухе в ожидании приказа выдвигаться на выполнение задачи по установлению связи. Снаряды пехотных орудий со свистом пролетают через высоты с востока. Четыре танка прорываются через железную дорогу на севере. К ним медленно подбираются снаряды 11-й батареи, пока вспышки из стволов их орудий не окрашивают красным цветом клубы дыма от разрывающихся снарядов. Танки неуклюже поворачивают назад.
Мы двигаемся вперед и карабкаемся по склонам к железной дороге. Танки и противотанковые орудия ведут огонь по отдельным бойцам. Мы долго лежим, укрывшись за небольшим откосом, и прикидываем путь от куста к кусту. Кусты разбросаны на некотором отдалении друг от друга. Наши силуэты четко выделяются на гребне. Стоит ясный теплый день позднего лета. Поля гречихи блестят на солнце ржаво-красным цветом. Вдали на боевом рубеже противника горит еще одна деревня. Мы спустились в долину небольшой речки, где обнаружили линию телефонной связи, тянущейся в сторону противника. Скоро мы уже жуем дневную порцию хлеба, положенную пехотинцам, под звук высокого тона пулеметных очередей, под завывания стремительно пролетающих снарядов и тяжелых «братишек» с глухим гудящим басом, которые сотрясают землю. Пороховой дым наплывает ленивыми волнами.
Наконец мы добрались до лейтенанта Ильнера. Он сидит у речки и моет ноги. «Восемь дней прошло с тех пор, когда я в последний раз снимал свои сапоги. Это приятное мгновение покоя…»
В 17.30 мы получили по радио приказ: «Немедленно отступать». В 18.30 Йен Браун ждал нас на краю деревни. Он вывел лошадь из низины, где привязал ее раньше. Через полчаса мы были в деревне, на артиллерийской позиции. Батареи уже готовы к отправке. Штаб уже снялся. Впереди вокруг небо было красным. Уже почти ночь. Из окна выглянула девушка. Она меня узнала; я тогда искал помещения для личного состава батареи. «Не уходи», – сказала она мягко. «Ох, паненка, что ты знаешь о войне!» Врен уже был оседлан. Мы поехали за батареей, догоняя темные колонны. Тяжелый бинокль с лязгом стучал по бляхе моего ремня. Мы сравнялись с батареей.
Мы идем маршем. Холодно. Наступает полночь. Луна плывет через серебристые облака. Парашютные ракеты ярко светят, как созвездия. Где-то свистят бомбы. Я достаю гитару:
Знаешь, сколько звездочек на небе…
– Чу, что это идет оттуда к нам!
(Weisst Du, wievel Sternlein stehen…
– Horch, was kommt draussen rein!)
Франц выглядит бледным и больным, с глубокими бороздками вокруг рта и глаз. У него температура. Я чувствую себя так, будто из живота у меня выкачали воздух и я наглотался соленой воды. С полудня я съел всего кусок хлеба. Повозка завалилась на бок, все в грязи.