Сержант X., прекрасный, милый парень из нашего отряда, был ранен на нашем контрольном пункте на третью ночь. Рано утром его и еще пятерых пострадавших эвакуировали на трех санях. На санном пути кавалькада встретила вражеский дозор. Были пострадавшие среди сопровождения, а позднее обнаружили, что получившие ранения – мертвы. Офицер саперов, о котором я упоминал выше, прибыл сюда в ту же ночь, получив сквозное ранение в руку. Он с боем пробивался вместе с нашим командиром батареи. Из своих остававшихся пятнадцати человек он нашел только двоих. На линии фронта больше не берут пленных.
История с наблюдательным пунктом «Красный» завершилась тем, что мы отбили свой главный огневой рубеж. Русским, отрезанным в лесу на юго-западе, теперь определенно остается лишь ждать гибели. Однако наблюдательный пункт «Красный» пережил еще одну тяжелую ночь. Вечером 1 февраля он был атакован из находящегося сзади леса отрядом от восьмидесяти до ста человек. Лейтенант фон Гинденбург был у пулемета, а солдаты и офицеры вели огонь из-за деревянного частокола. В то же время лейтенант Кролл оттянул назад огонь нашей батареи так, что он велся по месту всего в тридцати метрах от землянки наблюдательного пункта. После этого еще две атаки следующей ночью едва ли стоят упоминания. Мощная атака, предпринятая противником, захлебнулась.
Днем мы уничтожили несколько более мелких групп. Теперь пехота двигается назад, опять к своим прежним окопам. После девяти дней и ночей прозябания вокруг крошечных костров под укрытиями из еловых веток, тихого сна и окоченения в снегу они не способны даже отвечать, как будто были под наркозом. Наблюдательный пункт должен быть покинут.
Слава памяти о тебе, наблюдательный пункт «Красный»! Все вокруг разгромлено, тяжелые дощатые стены разбиты в щепы; расщепленные пни, поломанное оборудование, мертвые лошади и множество несчастных окоченевших трупов. Черен снег перед твоим красным порогом. Ты стал символом – НП «Красный»!
Пять дивизий было брошено против одной нашей, мы достигли предела человеческой стойкости. И все-таки передо мной были живые примеры мужества и отваги. Был штабной сержант, который во все эти дни стоял как скала на ничейной земле: он ни разу не покинул своего поста, у него ни разу не отказывал пулемет, но он кричал своим людям, чтобы те держались. Был рыжебородый сержант, который не проронил ни звука, когда перевязывали его раны, он смеялся и весело обращался к двум поддерживающим его товарищам: «Я скоро вернусь обратно, господа!» И был высокий командир роты, который медленно высовывался над бруствером, тщательно прицеливался и открывал огонь, говоря: «Залпом – пли», так, будто он находился на стрельбище. Такие люди все еще есть, и они, может быть, стоят целой роты.