Мы сидим у огня, выбирая хлебные крошки из остатков чая. Немного снега положили в котелок, чтобы его растопить, а на печке подсушивается кусок хлеба. Сидим молча, опустив руки между колен.
Мы часто тут молчим, потому что все, что можно было сказать, уже сказано. Огромные пространства этой страны действуют так, что уходишь в себя и временами, когда ничего особенного не происходит, мысли начинают блуждать. Мы проделали большой путь после тех недель, когда с жадностью впитывали все происходящее. Теперь наш взгляд на вещи более зрелый и мы видим все в более широком ракурсе.
Одно кажется справедливым почти в отношении всех: на Востоке солдаты приобретают способность к более глубокому проникновению в чистоту прочных уз привязанности. Они стали глубоко осознавать, насколько сильно привязаны к своим женам и детям, до того, что их тоска ощущается как преданность, а за грубыми словами скрывается чувство, перерастающее в нечто священное. Они постепенно вновь становятся благочестивыми.
Снаружи – метель, и наш «дом» больше, чем прежде, стал походить на остров. Я вернулся с НП. Одной ночи нахождения там, наверху, вполне достаточно. Облегчая тяготы жизни, полевая почта приносила мне удовлетворение письмами и посылками с сигаретами, бисквитами, конфетами, орехами и парой муфт для согревания рук. Я был так тронут, когда надел их. Я думал обо всей той любви и заботе, обо всех маленьких личных жертвах, стоящих за этими дарами. Я прекрасно представляю, что это значит. Я благодарен.
Маленький антракт: командир батареи, показывая новому офицеру хозяйство: «Между прочим, там внизу на артиллерийских позициях несколько сержантов, которые хоть и не стопроцентные солдаты, но довольно славные ребята. Некоторые артиллеристы тоже; бойцы Восточного фронта, но очень полезны. Не разочаровывайте их; старайтесь им не досаждать, это не пойдет вам на пользу. Я сам сначала пытался это делать, но пришел к заключению, что лучше оставлять все как есть. Сейчас не такое время».
Этот эпизод – хорошая иллюстрация. Шеф совершенно прав.
Возвращаясь к письмам из дома. Очень трогательно чувствовать заботу и любовь, которые переносятся на нас: это делает нас счастливыми, и все же это до боли наглядно показывает, какое все мы испытываем давление в своей жизни. Как много пылких мыслей и желаний изливается каждый час на этот фронт; они воздвигли настоящий мост через огромное расстояние. Сила всей этой любви, преданность матерей делают все громкие фразы ничтожными и бледными.
Что значат слова в сравнении со всем этим страданием? Как бы то ни было, но оно может помочь быть честным. И хотя мне нельзя говорить все, я никогда не оставляю в стороне ничего важного, помимо цифр и названий мест, о которых, как солдат, я не должен упоминать. Признаю, что цифры нешуточные; и во всяком случае, вы пишете в своих письмах, что все поезда с ранеными и обмороженными говорят сами за себя. Верно, что наша судьба какое-то время висела на волоске. Когда наша пехота была на открытом воздухе, случаев обморожения бывало больше всего, и день ото дня нас становилось все меньше. Но положение никогда не было отчаянным. Приступ парализующего отчаяния длился всего долю секунды, затем к нам возвращалось мужество, а с ним и уверенность в том, что мы «проскочим».