Эти снежные норы – что-то фантастическое. Снизу виден только вход с вьющимся вокруг снегом, сверкающим на солнце. Свет прорывается внутрь, как ревущий водопад на изломе, становясь день ото дня все ярче.
Я взял бинокль и перегнулся через снежную стену. Ветер дул мне прямо в лицо, и когда я стоял там, то думал: пройдет немного времени до того момента, когда меня совершенно занесет снегом. Им слегка запорошило мои перчатки, снег забился во все складки моего маскхалата, набился в капюшон. Интересно наблюдать, как совершают обход двое дозорных, а ветер бьет их по ногам полами шинелей, смотреть, как снег вьется и заносит землянки русских. Несколько заблудившихся Иванов то появлялись, то исчезали в безумном танце, согнувшись в поиске чего-то, бегая взад-вперед. Очевидно, им приходилось гораздо тяжелее, чем мне, так как я в любое время мог ускользнуть в укрытие, смотреть, как снег тает на моих ботинках, а от моих белых штанов начинает идти пар, а также наслаждаться запахом хлебной ковриги, приятно щекотавшим ноздри.
Когда я разбудил своих товарищей, была половина шестого. Печка еще раз отдала все свое тепло, но потом ее нужно было погасить, потому что в ясный день дым виден на много километров. Выдался ясный день, с пронзительно голубым небом, сверкающим и сияющим ослепительным великолепием. На фоне бледного неба выделялась нежная радуга, образованная кристалликами льда, поднятыми ветром в более высокие слои атмосферы. Солнце было таким теплым, что я вытянулся под ним, чтобы позагорать.
Мы вырыли новую траншею в лесу, шести футов глубиной. Когда мои товарищи перебрасывали снег, он вспыхивал золотом и, сверкая, падал, относимый ветром. Я беспокоился, как бы русские это не заметили. Видимость была превосходной. Осмотрел местность в бинокль и разглядел все наши системы полевых укреплений, которые не заметил до этого.
Потом мы по очереди копали, работали, подставляя солнцу лица, вплоть до вечера. Теперь лицо у меня горит, и кожа на щеках задубела. С каким наслаждением я умывался вечером теплой водой и смазывал кремом лицо и руки.
Как приятно было получить почту. Ее было много, и доставка ее не занимала много времени. На конвертах был почтовый штамп от 27 февраля. Чудесно, что наконец появилось настоящее чувство близости.
Тем временем землянка стала даже еще более красивой. В рамках из тополя – миниатюры из книги «Кодекс Манессе»[5] высвечивались красными и золотыми тонами подобно русским иконам. Тут есть и ящик для полевой почты, а книжную полку и полку для газет привезут завтра. Постепенно всему отводится свое место, и мы чувствуем себя как дома. Это приятный коллектив, маленький круг своего рода избранных людей, как это часто бывает на НП. По вечерам мы говорим об искусстве и литературе, об истории, языках и философии, а иногда декламируем забытые стихи, вспоминаем о прошлом и мечтаем о будущем. Все мы люди разного возраста; двоим из нас около тридцати, а еще двоим примерно по двадцать. Лейтенант среднего среди нас возраста – ему двадцать четыре. Разные поколения, подумаете вы. Но нет, это удивительно. Мы разделяем одни и те же идеалы, грезим об одном и том же и желаем одного и того же. У нас одни и те же сомнения и одинаковые амбиции.