Зажигалка для сигарет выскакивает раскалённая, и механик говорит мне, чтоб я зажёг свечи на праздничном пироге.
Я зажигаю свечи, и пирог начинает мерцать под маленьким нимбом огня.
— Что бы вы хотели сделать до того, как умрёте? — говорит механик, и сворачивает, оказываясь на пути грузовика, едущего на встречу. Грузовик лупит по гудку, издавая один протяжный рёв за другим, и фары грузовика, как рассвет, становятся всё ярче и ярче, отражаясь от улыбки механика.
— Решайте что-нибудь, быстрее, — говорит он зеркальцу заднего вида, где три космические обезьянки сидят на заднем сидении. — У нас осталось пять секунд до забвения.
— Один, — говорит он.
— Два.
Грузовик заполняет собой всё пространство перед нами, слепя нас и оглушая.
— Три.
— Покататься на лошади, — доносится с заднего сидения.
— Построить дом, — звучит другой голос.
— Сделать татуировку.
Механик говорит:
— Верьте в меня, и вы умрёте навсегда.
Слишком поздно, грузовик сворачивает, и механик сворачивает, но хвост нашего Corniche зацепил край переднего бампера грузовика.
Но в тот момент я не знал этого, я знал только огни, фары грузовика, ушедшие во тьму, себя, брошенного на дверцу машины, а затем на праздничный пирог, и механика за рулевым колесом.
Механик лёг на руль, чтобы удержать его относительно ровно, а свечи пирога погасли. И на одну идеальную секунду внутри тёплой чёрной кожаной машины совсем не было света, и все наши крики звучали на одной и той же низкой ноте, издавали тот же звук, что и гудок грузовика, и у нас не было контроля, не было выбора, не было направления, и не было выхода, и все мы были мертвы.
Прямо сейчас я хотел бы умереть. В этом мире я — ничто по сравнению с Тайлером.
Я безнадёжен.
Я глуп, и всё, что я делаю — это хочу и нуждаюсь в вещах.
Моя малюпусенькая жизнь. Моя маленькая говёная работа. Моя шведская мебель. Я никогда, нет, никогда никому об этом не говорил, но до того, как я познакомился с Тайлером, я собирался купить собаку и назвать её «Понты».
Вот какой ужасной может быть жизнь.
Убей меня.
Я хватаю рулевое колесо, и возвращаю нас назад на дорогу.
Сейчас.
Приготовься к эвакуации души.
Сейчас.
Механик тянет руль к обочине, а я тяну к ёбаной смерти.
Сейчас. Чудесное волшебство смерти, одна секунда — ты ходишь и говоришь, и в следующую секунду ты — предмет.
Я — ничто, я даже не это.
Холодный.
Невидимый.
Я слышу запах кожи. Мой пристяжной ремень вокруг меня, как спасательный жилет, и когда я пытаюсь сесть, я бьюсь головой о рулевое колесо. Это больнее, чем кажется. Моя голова отдыхает у механика на коленях, и когда я смотрю вверх, мои глаза фокусируются на лице механика высоко надо мной, улыбающегося, ведущего машину, и я вижу звёзды сквозь окно водительской дверцы.