С этими словами Сафиро направилась к двери, но остановилась на пороге и еще раз взглянула на Сойера.
Сойер смотрел на девушку из-под опущенных ресниц и никак не мог понять, что ярче блестит – ее глаза или огромный сапфир.
Взгляд Сафиро скользил по нему, обдавая теплой волной нежности. Он знал, о чем она сейчас думает.
Слабая улыбка тронула губы молодого человека, и в следующий миг он опять погрузился в забытье.
Он не знал, сколько времени проспал, но темнота в комнате и веявшая из окна прохлада говорили о том, что настала ночь. Кто-то накрыл его пахнущей мылом простыней. Голова болела. Ему было то жарко, то холодно.
«У меня лихорадка, – понял Сойер. – Я могу умереть. И что изменится после моей смерти? Найдется ли хоть один человек, кто будет меня оплакивать?»
Он не знал. Не помнил.
Сойер закрыл глаза и опять уснул. Ему снился сон. Как сквозь пелену, он видел большой дом. Окна блестели на солнце, и на каждом висели белые занавески с оборочками. Повсюду росли цветы. На крыльце стояли мужчина и женщина, а на зеленой лужайке перед домом играли дети.
Но эта мирная картина почему-то не успокаивала. Напротив, ужас душил Сойера холодными железными пальцами.
Он закричал и проснулся. Сердце отчаянно колотилось. Он открыл глаза.
Рядом с кроватью стояла маленькая женщина. Солнце освещало ее морщины и седые волосы. На женщине было красное платье. Оно висело на ней, как на огородном пугале. Старуха улыбнулась, во рту у нее не было ни единого зуба.
Это явно была не та красивая черноволосая девушка, за которой он гнался от монастыря.
– Я здесь, мой нетерпеливый жеребец, – сказала старуха. – Я пришла, чтобы выполнить все твои желания.
И старуха потянулась своей костлявой рукой к его паху. Непрошеные ласки разозлили Сойера.
Что она делает, черт возьми?
Он хотел отодвинуться, но боль пронзила его. Сойер поморщился и выдохнул:
– Хватит.
– Хватит? – удивилась старуха. – Но мы еще и не начинали!
Она нагнулась к молодому человеку, вытянув губы, и тот понял, что эта ведьма хочет его поцеловать!
– Асукар! – В комнату вошла еще одна женщина. Сойер смотрел на них, совершенно сбитый с толку.
– А ну убирайся отсюда! – приказала вошедшая, и беззубая карга заковыляла к двери, недовольно ворча себе под нос.
Полная женщина принялась отирать его лицо, шею, плечи и грудь холодной водой. Сойер чувствовал такое облегчение, что, если бы не слабость, благодарно сжал бы эту ласковую руку.
– Попей, сынок. Мой дорогой малыш!
Он жадно припал губами к чашке с водой, не переставая удивляться, почему она все время называет его своим маленьким мальчиком.