– Я не понимаю, – повторила Вань. Она сидела за кухонным столом, уныло взирая на дочь. – Я надеялась, что ты больше не будешь работать, дорогая, что ты будешь сидеть дома с малышом.
Габриэль отлично знала, что это заветная мечта матери. Знала она и то, что когда-нибудь ее придется разочаровать.
– Я не могу просиживать дома дни напролет, мама, – мягко произнесла она. – И тебе не советую. Ты должна гулять по вечерам. Поболтай с мадам Кастрис. Навести мадам Жарин. Заведи друзей.
Мать пожала плечами, почти как настоящая француженка, и чуть раздраженно ответила:
– В Сайгоне это было просто. Там у нас было много друзей – образованных, состоятельных людей, которые нас уважали. Конечно, теперь, когда папа уже не пользуется былым влиянием...
– Пора тебе забыть о том, как мы жили в Сайгоне, – твердо заявила Габриэль. – Мадам Кастрис и мадам Жарин небогаты, у них нет хорошего образования, но они могут стать тебе отличными подругами, если ты захочешь. – На улице громко загудел клаксон автомобиля Мишеля. – Ты обещаешь мне, что хотя бы попытаешься? – спросила Габриэль, подходя к дверям, открывая их и на мгновение останавливаясь в проеме. – Обещаешь пойти на прогулку, купить«папе газету у мадам Кастрис и провести с ней хотя бы немножко времени? А потом постучаться к мадам Жарин, пригласить ее подняться наверх и угостить чашечкой кофе?
Мишель вновь засигналил, на сей раз более настойчиво, и Вань нехотя отозвалась:
– Так и быть, дорогая. Я попробую. Ради тебя.
Габриэль бросила ей ослепительную улыбку, послала воздушный поцелуй, подхватила люльку с бесценным грузом и торопливо спустилась по каменным ступеням.
Помещение, в котором репетировала группа Рэдфорда Джеймса, располагалось над бистро на одной из улочек в старом районе. Дряхлый «ситроен» Мишеля, кашляя и плюясь дымом, промчался по улице Риволи и едва не столкнулся на углу с новехоньким «мерседесом».
– Почему ты думаешь, что он согласится прослушать меня? – спросила Габриэль и повернулась, желая убедиться, что люльке ничто не угрожает.
Водитель «мерседеса» все еще кричал им вслед что-то непотребное, но Мишель, не обращая внимания на его ругань, самодовольно произнес:
– Потому что Рэдфорд уже слышал, как ты поешь.
– Когда? Где?! – возмущенно воскликнула Габриэль. – Ты не говорил мне об этом!
Угловатое, почти юношеское лицо Мишеля озарилось улыбкой.
– Я утаил от тебя кое-что еще.
– А именно? – В глазах Габриэль вспыхнул грозный огонек. Мишель говорил таким робким голосом, что она заранее поняла: о чем бы ни шла речь, ей это не понравится.