Кошка коротко мяукнула и не двинулась с места. Решай! Или мы вместе зайдем, или вместе уйдем — означал ее демарш. Что мне оставалось делать? Любовь — такая штука, которая побеждает все сословные и прочие различия. Это давным-давно известно из мировой литературы.
Я распахнула пошире дверь:
— Проходи, курцхаар бродячий. Запомни, гадить только в лоток. И блох я тоже не потерплю.
Остаток вечера ушел на санобработку и кормление. Сытые и благостные, коты дремали, прижавшись друг к другу. Душа моя успокоилась. А когда душа спокойна, то и мозги работают лучше.
Есть только одна возможность продвинуться в моем расследовании. Да и то, по зрелом размышлении, способ этот, как бы помягче выразиться, немного противоправный. Но меня уже затянула таинственная и опасная игра.
Я не сильна в медицине, но помнила, что врачи иногда проводят определенные манипуляции, называемые провокацией. В организм человека вводятся особые вещества. В ответ на это болезнь ярко проявляет себя, становится узнаваемой. И тогда ее можно лечить. Нечто подобное мне и придется осуществить. А уж получится или нет — покажет время.
Я подошла к полочке с маленькими статуэтками. В основном это были образчики послевоенного советского фарфора. Вещи относительно недорогие. Есть, правда, парочка фигурок, достойных пристального внимания коллекционеров. Таких, как, скажем, этот красноармеец с ружьем — представитель агитационного фарфора тридцатых годов. Как он попал в нашу семью — теперь трудно сказать. Возможно, это был чей-то подарок. Нет, красноармейца жалко. Выберем вещичку попроще. Вот — изящную белую с перламутровым отливом балерину. Значок на донышке свидетельствовал, что фигурка изготовлена на Ленинградском фарфоровом заводе. Такое начертание аббревиатуры ЛФЗ применялось в конце пятидесятых годов. Вполне пристойно, но сдержанно. Нездоровый ажиотаж пока не нужен.
Вздохнув, я протерла статуэтку влажной тряпочкой, аккуратно упаковала в старую коробку из-под ботинок и мысленно попросила у мамы прощения. Путь мой теперь лежал к ларьку Ивана Семеновича Болбота.
Иван Семенович встретил меня благосклонно.
— И что же вы принесли, дорогая? — Он покосился на коробку.
За «дорогую», конечно, спасибо, но пора начинать первое действие задуманной пьесы. Старательно разыгрывая смущение пополам с надеждой, я развернула фигурку.
— О-о! Такого добра у меня навалом! — подал свою реплику мой партнер по пьесе. Разочарование в голосе было вполне убедительным.
В ответ на это я речитативом забормотала про скромное мамино наследство и свою великую денежную нужду. Дальше последовала сцена, уже разыгранная однажды на моих глазах, в истории с подсвечником. Поломавшись еще некоторое время, как и положено по сценарию, Иван Семенович внял моим мольбам.