Царь муравьев (Плеханов) - страница 119

– Какой же ты урод! Этим кирпичом тебе бы по башке! – сдавленно шипит при этом Женя, подавшись вперед и не обращая на меня никакого внимания. Определенно, нынешний мэр для нее куда интереснее моей жалкой персоны.

– Потом пришла революция, – продолжает Житник, не обращая ни малейшего внимания на Женю, – в Гражданскую войну наш город переходил из рук в руки то красных, то белых четырнадцать раз! Это внесено в книгу рекордов Гиннеса. Ну а дальше были времена сталинского режима, хрущевского волюнтаризма, брежневского застоя и горбачевской перестройки. Ставились разные эксперименты на людях и обществе, но город наш все равно как бы выживал. Потому что он древний, городишко наш, и как бы взирает на все свысока, со своей, типа, колокольни… И вообще, блин, напрягали наш город вообще как попало, и все кому не лень, но результата не добились, потому что гражданин наш мудёр изрядно, палец, как говорится, в задницу ему не запихивай – откусит…

Мэра куда-то понесло. Причем резко, и очень не туда. В последних предложениях стиль его переменился, перешел из отрепетированного газетного в откровенный уличный жаргон. Что там, на съемочной площадке, случилось? Телевизионные слуги уронили ватман с речью, написанной крупными буквами, а Житник остановиться не может, несет отсебятину? Молодцы ребята, одобряю. Но как такое может попасть в трансляцию? Это же не прямой эфир, а обычные новости, где все обработано и подано в наилучшем для мэра виде. Или все же прямой?

Мы с Женечкой сидим перед телевизором. Житник несет чушь – чем дальше, тем несусветнее. Я мелко хихикаю, потому что смешно: такое впечатление, что вместо окончательной версии телеканал запичужил зачем-то отснятую репетицию. А Женя тем временем недовольно морщится, шепчет беззвучно, нервно сжимает пальчиками пульт, словно пытается переключить мэра на нечто, подходящее ей. И, не поверите, мэр вдруг переключается!

– Блин! – говорит Житник. – Ребятки, не снимайте пока, перерывчик устроим. Чо-то хреново мне сегодня. – Он достает носовой платок и начинает обтирать мокрое от пота лицо.

Молодой, вероятно, журналистский голос раздается из-за кадра:

– Что, Николай Петрович, поддали вчера?

– А вот этого не надо! – Житник свирепо сдвигает мохнатые брови и грозит пальцем. – Мне, между прочим, вообще пить нельзя, сердечник я потому что. Сердце ни к черту! – Пресс-секретарь Мария Сергеевна тут же услужливо подносит мэру запотевший бокал холодного пива – ничего себе! – и он выпивает его залпом. – Но вчера вмазали основательно, этого не отрицаю, – мэр облегченно отдувается – вставило, видать, пиво с бодуна. – Гагичев из Москвы приезжал, председатель комитета из Госдумы, обещал поддержку. Ну, мы лучший ресторан сняли, стол накрыли, коньячок, виски, икорка, осетр целиковый, то-се, все как положено. Ну вы же знаете этих москвичей – пока с ними не напьешься в зюзю, пальцем для тебя не пошевельнут. Ну и надрались все как свиньи… Теперь вот страдаю. С утра еле вообще проснулся – хоть на инвалидность подавай…