– Извольте, скажу. Главная проблема в том, что вы находитесь вне круга феромонного общения. Вы в некотором роде глухи и слепы, и ваш дискомфорт в общении с фрагрантами вполне объясним. Иван Сазонов на самом деле является чем-то вроде матки, царицы, возглавляющей наш муравейник. Но, поскольку он у нас мужского пола, пожалуй, я буду называть его Царем. Царем муравьев, если точнее. Он успешный, обаятельный мужчина, обладающий недюжинным интеллектом, бульдожьей деловой хваткой и жестким характером. В то же время он абсолютно гуманен, ставит главной своей задачей улучшение человеческого общества, не ворует и не берет взяток – даже не из-за того, что у нет для этого необходимости, а из-за моральных принципов. Словом, перед нами – идеальный политик, к счастью людей, обитающих в нашем городе.
– Ну и?.. – доспросил я. – Почему же мне так не нравится идеальный царь муравьев? Вы обещали объяснить.
– Ганс безусловно авторитарен. Он ставит благие цели, но не удосуживается разъяснять своим солдатам, для чего производится то или иное действие. Его приказы часто кажутся абсурдными, но не выполнять их нельзя… просто нельзя, потому что если откажешься от выполнения – значит, ты больной – возможно, подлежащий лечению, а может быть, даже и устранению, как негодный и забракованный. Ганс, один из богатейших людей в городе, находящийся в лучах известности, заставляет жить в условиях жесточайшей конспирации более трех тысяч людей – либо принадлежащих к его «муравейнику», либо обслуживающих «муравейник». И, наконец, самое главное: ваша любимая девушка, Женя Нештакова, – тут профессор шмыгнул носом и зачем-то опять дернул себя за бороду, – принадлежит больше Гансу, чем вам. Нет, конечно, она не имеет с Сазоновым интимных связей, об этом речи не идет, но стоит ему издалека, неслышно для вас, позвать ее, и она исчезает – надолго, неизвестно куда, без объяснения причин. Это – ваша главная причина ненависти к Гансу. Я прав?
– Правы, – пробормотал я, опустив глаза.
Мне нужно было сказать еще что-то, но что? Благовещенский бесцеремонно раздел меня донага, с моего же собственного соизволения. И почему он так нервно вел себя, когда говорил о Жене? Нет, просто интересно…
– Как вы относитесь к Жене? – спросил я. – Мне кажется, вы к ней не совсем равнодушны. Извините…
– Я люблю Женьку, обожаю, – быстро проговорил профессор, – уткнувшись взглядом в чашку. – Она – свет в моем окне. Если бы не она, меня давно не было бы в живых. Женька, я просто не могу без нее жить…
Вот черт! Этого только не хватало!
– Значит, мы с вами соперники? – осторожно начал я тему, которую вовсе не хотелось трогать. – В таком случае хочу сразу сказать…