В ординаторской сидел Благовещенский, крайне невеселый – бледно-серого цвета. Также присутствовало шесть человек из высшего руководства области, я знал их лица по газетам и телевидению – тоже все бледные-серые. И был Ганс, вполне из себя розовый.
– Федор Николаевич попал в автомобильную аварию, – тихо произнес профессор, глядя на мою оцепеневшую физиономию. – Случай очень тяжелый. Сейчас в операционной Ледяев и Иванько, сделали трепанацию черепа, но там еще обширный разрыв кишечника. Это твоя специализация, Дмитрий. Иди в шестую, тебя ждут.
– Дима, я не говорю тебе: постарайся справиться, – добавил Ганс. – Я говорю: справься. Сам понимаешь…
О да, еще бы я не понимал! К имени-отчеству Федор Николаевич прилагалась фамилия Галактионов. И фамилия эта принадлежала нашему губернатору.
Так-так… В числе моих последних пациентов были бывший сенатор США, известная французская актриса и министр из Индии. Но во внутренностях главного человека нашей области я еще не копался. Ручаюсь что для Ганса они были важны куда более, чем, к примеру, кишки президента Соединенных Штатов Америки.
Впрочем, думаю, что президент США вряд может попасть в аварию, подобную случившейся. Это вам не коржиком за телевизором поперхнуться до полусмерти, или навернуться с велосипеда, что так характерно для Джоржа Буша-младшенького. Русские боссы любят адреналин, их хобби – ездить на диких скоростях на машинах, летать на вертолетах в неподходящую погоду, всегда в вечной спешке – никому, по большому счету, не нужной. Всегда спешить и в конечном счете героически разбиваться всмятку.
В предбаннике меня живо переодели, продезинфицировали, и я шагнул в операционную. В атмосфере витало паническое настроение, его было видно даже по спинам хирургов у стола. Я приблизился вплотную, коротко буркнул слова приветствия. Ледяев сосредоточенно ремонтировал голову губернатора, Иванько по локти торчал в животе. Живот, замечу, был преизрядных размеров, немногим меньше, чем у Житника. Под маской я не мог наблюдать выражение лица Иванько, но глаза у него были такие… Видно было, что ему отчаянно хочется вынуть руки из разверстого чрева, сказать: «Все, что мог, я уже совершил», и уйти – быстро, не оборачиваясь.
Однако губернатор – это, знаете ли, не обычный пациент. В борьбе за его жизнь положено совершать не просто подвиги, а чудеса. И главным кудесником, похоже, предстояло стать мне.
– Он фрагрант? – первым делом спросил я.
– Шутишь?
– Шучу.
– Шутник, блин…
Ясно, что Галактионов не был подлизой – и по возрасту, превышавшему шестьдесят, и по бегемочьей комплекции. Хотя мужиком он был неплохим, я испытывал к нему симпатию, и это несколько увеличивало его шансы на выживание. К примеру, если бы я оперировал Житника, он не прожил бы и пяти минут, даже если бы речь шла об удалении бородавки.