– Что будем делать, Кот? – задала она извечно глупый бабий вопрос рано утром.
– Трахаться, – оптимистично ответил я, одеваясь.
– А когда наши приедут? Твоя жена и мой муж? Что тогда?
– Поженим их!
– Костя, ты все шутишь, а я тебя люблю.
– Брось, Валька. Любовь штука проходящая. Константная величина есть деньги, а они есть у твоего мужа.
– Но и ты Константин, а значит, и ты величина постоянная. Я люблю тебя, слышишь? Позови меня, и я брошу эту чертову двухэтажную квартиру, уйду к тебе…
– К пустому холодильнику и шелудивому коту. Нет, Валюшка, тебе все быстро надоест, и мы потихоньку, разлюбив друг друга, станем сварливы и противны. Подмечая друг в друге малейшую погрешность, вскоре мы станем врагами.
– Я люблю тебя, дурак, как ты не можешь этого понять.
– Могу. И люблю тебя не меньше, милая Валя, у нас есть еще немного времени. Давай безжалостно пить друг друга. До полного финиша, чтоб без остатка…
Замурлыкал телефон, и я автоматически про тянул руку.
– Стой, я сама, вдруг это…
– Вот видишь, Валюшка… это жизнь. Инстинкт самосохранения.
– Бери трубку! – крикнула она с вызовом. – Бери, и сразу ставим крест на прошлом.
– Нет. – Я протянул ей телефон. – Ответь, потом решим.
– Але, я слушаю… Да… Он только что зашел. Тебе, кажется, какой-то начальник.
– Гончаров слушает.
– Слушай, Костя, слушай! У меня для тебя еще один сюрприз.
– Какой?
– Ты знаешь, где новая мусорная свалка?
– Приблизительно.
– Подъезжай, там и лежит наш подарок. Мы тоже едем.
А я уже знал, какой «подарок» могли найти на мусорке. Поэтому, хмуро одевшись, я бросил Валентине:
– Дверь никому не открывай. Ни знакомым, ни незнакомым. Ни женщинам, ни мужчинам, ни даже детям. Сиди и прижми попу. Я позвоню условно.
– Что-то случилось?
– Случилось, – буркнул я уже в дверях.
* * *
Милицейский «уазик» и ефимовскую «Ниву» я повстречал на повороте к свалке. Он хмуро махнул рукой, предлагая следовать за ними.
У южного борта свалки тарахтел бульдозер. Именно туда мы и направились.
Бульдозерист и два пьяных рабочих встретили нас молча.
Слюнявя кончики сигарет, они усердно курили.
– Где? – спросил Ефимов.
– Там, – кивнули мужики, – за бульдозером.
– Кто первым его заметил?
– Я, – нехотя промямлил небритый лысоватый мужичонка.
– Пойдем с нами.
– Нет, я его уже видел и больше не хочу.
– Где твои документы? – поставил точку на «не хочу» Ефимов.
Труп, вернее, то, что осталось от трупа за двадцать пять дней гниения, выглядел не лучшим образом. Бесспорно было одно: на нем были зеленые штаны и некогда белая рубашка. Как и тот мужичонка, смотреть я больше не захотел. Отошел за бульдозер. Там приятно пахло выхлопом солярки, горячим маслом. Труповозка и медэксперты прибыли одновременно. Доблестные милицейские работники безоговорочно уступили место вновь прибывшим. Преодолевая тошноту, я вновь поперся к трупу.