Не теряя времени, я устремился вперед, потому что видел не только роскошный гроб, утопающий в цветах, но и тело Гизера. Был виден частично его профиль и огромный живот.
Наверное, я с самого начала знал, что мне надо делать. Вернее, что я попытаюсь сделать. Проход между рядами скамеек, покрытый темно-красной ковровой дорожкой, тянулся от меня до передней части часовни, и я воспользовался этим проходом. Последние слова преподобного отца повисли в воздухе.
Никаких других звуков. Пока там все замерли. У меня ушло секунд пять на то, чтобы ворваться сюда и добежать до гроба. Тут я остановился, широко расставив ноги, уперся торсом в металлический край постамента. Затем опустив обе руки в гроб, хорошенько ухватился за Гизера и поднял его вверх.
Это было довольно нелегко сделать. Он оказался словно сидящим в гробу, его голова безвольно склонилась вниз.
Тут раздались крики.
Разразился настоящий тарарам.
Я чуть было не надорвался.
Но все-таки я сделал это и сделал быстро. Я вытянул его до половины из гроба, пригнулся сам, еще раз встряхнул тело и взвалил его себе на плечи.
Его было трудно удержать из-за огромного брюха, но я обхватил его обеими руками и повернулся.
В часовне собралось человек семьдесят, включая человек двадцать – тридцать самых отпетых подонков в штате.
Смятение только теперь достигло своего апогея, а пока люди находились в шоковом состоянии. Случилось нечто неслыханное и невероятное, учитывая время и место, но на всю операцию ушли считанные секунды. Я двигался настолько быстро, насколько мог. Неожиданно закричали несколько человек. Вопли, вздохи, стоны – все смешалось в единое выражение изумленного недоумения.
И снова тишина.
Полнейшая, замороженная тишина.
Ни звука, ни шепота, ни дыхания.
И в этой тишине я услышал тиканье в брюхе Гизера.
Я перебросил труп через правое плечо, живот оказался возле моего уха, так что я не мог ошибиться. Часовой механизм работал. Тик-так-тик...
Я похолодел от ужаса. Мои нервы сначала напряглись, потом ослабли и задрожали. Я заволновался еще сильнее, невольно отгоняя прочь мысль о страшных последствиях своего поступка и о бомбе в животе Гизера. Я сосредоточил все мысли на том, как можно было еще попасть в эту часовню и сделать то, что я сделал.
И вот теперь, услышав зловещее тиканье механизма возле своего уха, я уже не мог не думать о бомбе, о нескольких фунтах динамита.
Если быть совершенно откровенным, то я на мгновенье заколебался, ведь каждому человеку хочется жить.
Я понимал, что каждый удар часов в действительности означал секунду или долю секунды, которая с неумолимой последовательностью проходила, приближая тот момент, когда бомба взорвется. А вот моя уверенность ослабела.