… Когда Амир очнулся, боли не было. Он лежал в своей постели, едва уловимый ветерок привычно шевелил газовый полог над кроватью, в комнате стоял неприятный сладкий запах. В голове отстукивали рваную мелодию звонкие барабаны, позвякивали цимбалы и пели свирели – целый оркестр.
…Ковер на стене зашевелился, сложная вязь превратилась в клубок разноцветных змей, гады попол-зли-поструились к кровати, забрались на покрывало, поднялись на хвосты и принялись раскачиваться в ритме оркестра, звучащего в голове Амира…
…Постель утонула, и юноша понял, что это не змеи вовсе, а водоросли, а он под водой, теплое течение омывает обнаженное тело, маленькие рыбки щекотно покусывают пятки… Неожиданно море высохло, и теперь он лежит на пересохшем и растрескавшемся дне…
– Он умирает, почтенный Селим? – откуда-то издалека раздался голос отца, Джибраил к кому-то обращался.
– Он может умереть. На все воля Аллаха. – Голос собеседника отца звучал глухо и надтреснуто. – Но он молод и силен, он борется за жизнь.
– Уже две недели, как ничего не меняется…
– Рана воспалилась… Я делаю все, что в моих силах. Отец вздохнул:
– Иншалла.
Амир опять впал в забытье, а когда очнулся, то услышал, как отец нараспев произносит слова молитвы. Фразы ее вспыхивали под закрытыми веками золотыми светлячками, каждая буква сияла, горела, а потом осыпалась тончайшим пеплом.
– Нет, Селим! Нет! – ожесточенно повторил отец.
– Господин Бен-Нижад… Он наверняка умрет, если этого не сделать. Рука потеряла чувствительность, может начаться гангрена…
– Он ничего не чувствует оттого, что здесь постоянно курится хашиш!
– Если бы не наркотик, он бы умер от болевого шока, – Селим говорил монотонно, будто бы уже не в первый раз объясняя это отцу. – Необходима ампутация.
«Отец! Нет, отец! Не разрешай ему, не надо! Нет!» – мысленно взмолился Амир, окончательно пришедший в сознание.
– Если моему сыну суждено умереть, то пусть он умрет в ясном уме, а не одурманенный и на операционном столе. Я знаю, он бы сам так решил!
«Спасибо, отец!» – Но почему он не может произнести это вслух? Губы совсем не слушаются.
Голоса исчезают, растворяются в тумане, наполняющем комнату.
…А потом пришла боль. Она обрушилась ледяным душем, набросилась хищным зверем и вцепилась в плечо тысячей мелких острых зубов и вгрызалась, вгрызалась в тело все глубже. Мерзкий аромат хаши-ша исчез, но привыкшее к наркотику тело требовало яда, Амира то бил озноб, то охватывал жар, иногда даже боль в плече отступала, стиралась и растворялась в безумном море угара, крика тела, мольбы о наркотике. Временами Амир кричал и молил дать ему умереть, и лишь иногда проваливался в спасительное забытье.