Она ничего не отвечала, молча плакала. Он испугался.
— Почему ты плачешь? Я сказал что-то не так?
Она покачала головой и прошептала:
— Нет. Это защитная реакция организма. Он просто успел привыкнуть к несчастьям. И теперь начинает привыкать к счастью…
На несколько минут им обоим показалось, что они и на самом деле только что открыли эту дверь и сильный ветер почти сбил с ног, а за дверью оказалось бескрайнее небо… Им стало страшно. И Тоня еще сильнее прижалась к нему, уже боясь потерять. И зная по собственному жизненному опыту, что наверняка потеряет.
— Какая жалость, — вырвалось у нее вслух.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Жалость? — переспросил он. — Ты о чем-то сожалеешь в такой торжественный момент?
Она засмеялась.
— Момент, конечно, весьма торжественный, — согласилась она.
— Да вот именно, что со мной, например, такое случается не часто… Я объясняюсь в любви далеко не каждой девушке…
— Через одну? — лукаво посмотрела на него Тоня.
— Через пять…
— Я шестая?
«Сейчас мы смеемся, а через неделю… Или через месяц. Или — не важно когда, но произойдет это непременно. Я ведь невезучая, да?»
Она сама не знала, кому задавала этот вопрос, и даже смирилась с тем, что ответа не получит. И ей действительно было страшно привыкать к его рукам, и к нему, и к счастью — потому что пусть уж лучше не будет ничего, чем — все, обреченное на потерю…
«Ламерик»…
Шерри пробовала это слово на вкус, заменяя им другое. Впрочем, ей оба слова нравились, а еще ей нравилось произносить его имя. Она и не знала никогда, что это имя такое прекрасное, такое оригинальное, такое… Она засмеялась. Первые лучи солнца пробивались сквозь завесу утренних сумерек, и улицы еще были почти пустынными, и еще очень хотелось спать. Потому что, когда Шерри заснет, она снова увидит его — и все-все повторится, а еще перед сном можно помечтать о Ламерике.
«Это… правда?» — «Да». — «Все-все правда?»
Она засмеялась. Это — правда. Кто вообще сказал, что в ее жизни будут только серые дни? Кто все решил за нее, отведя именно ей самое скромное место?
В ее, Шерриной, жизни теперь все будет по-другому. Она научится любить, и она еще многому научится!
Она увидела перед собой плакат, на котором белокурая красотка с идеальными зубами что-то рекламировала, и показала этой самодовольной дуре язык.
— Вот так, — сообщила она ей. — Ты думаешь, все на свете принадлежит тебе и таким, как ты? А вот и нет… Нам тоже находится место в уголочке неба, поняла?
Ей показалось, что рекламная красотка презрительно скривилась, но Шерри это мало волновало. В конце концов, может, ей Шеррино счастье кажется глупым? Наверное, для этой девицы счастье — нацепить на себя шмотье из бутика да увешаться с ног до головы драгоценностями…