Потом вдруг рассмеялась и закружилась по комнате. Как бабочка.
— Та-а-а-ак, — протянула Тоня. — Бравин, да?
Шерри ничего не ответила, только улыбнулась, продолжая выделывать свои танцевальные па, и Дима отметил, что она грациозна…
— Шерри!
— Да?
— Это был Бравин?
— Не-а…
Она увеличила громкость, закружилась по комнате, подпевая: «И мы с тобой попали на прицел… Я же своей рукою сердце твое прикрою… Можешь лететь и не бояться больше ничего…»
Слова были печальные, Диме они казались зловещими немного, не оставляющими надежды, потому что луна на небе ухмылялась, прямо как Вера Анатольевна или Лора, внимательно следя за собственным порядком на земле, где ни Дима, ни Тоня, ни Шерри не имели права вот так беспечно кружиться по комнате в счастливом танце. Но Шерри, казалось, не желала слышать дурных пророчеств. Она была похожа на птичку, летящую под облаками. Этой птичке сейчас было не до спрятавшихся в зарослях камыша охотников. Слишком ей было хорошо под лучами солнца. И — к чему думать о луне, когда солнце так близко?
— А кто? Почему ты теперь скачешь по комнате, как слон?
Она рассмеялась, даже не обидевшись на такое нелестное сравнение.
— А слоны скачут по комнате? — лукаво переспросила она.
— Когда сходят с ума, — мрачно сообщила Тоня. — Если это не Бравин довел тебя до экстатического состояния, то кто?
Шерри наконец остановилась, сделала глубокий реверанс и села за стол.
— Принц, — сообщила она. — Самый настоящий Принц. Как и положено Принцу, прекрасный. Па белом коне… Все как обещано. Мы будем счастливы теперь и навсегда… В течение…
И тут она закусила губу, и личико ее стало мрачным. Словно луне удалось дотронуться до ее щеки холодной рукой. Но тут же она взмахнула рукой и налила себе вина, не дожидаясь Димы. Выпила залпом, как водку, и мрачно закончила мысль:
— В течение двух дней… Строгий лимит счастья ведь только обостряет его восприятие, разве нет?
И — заплакала…
Тоня испугалась. Как ребенок, подумалось ей.
— Шурка, ты чего?
Она вскочила, подошла к ней и обняла за хрупкие плечи. «У нее и плечики как у Пашки, острые…»
— Шурка, кончай… Мы твоего Бравина сюда не пустим! Не бойся…
Дима смотрел на них и улыбался слегка — как будто понимал то, что Тоне оставалось пока непонятным. Тоня даже рассердилась на него — разве он не видит, что человеку плохо? Сидит себе и улыбается… Все-таки они высокомерные люди, эти, из богемы-то.
— Шур, ну не плачь. Пожалуйста! То как слон скачешь, то рыдать начинаешь. Что с тобой?
А подружка подняла на нее такие счастливые глаза, что Тоня этого огромного счастья — испугалась еще больше, чем слез.