Интересно, что скажет Уинифред, если вдруг случайно наткнется на этот рисунок среди прочих? Наверное, ничего, разве что неодобрительно поцокает языком, давая понять, что хозяйке не пристало делать столь неприличные наброски. Нельзя рисовать обнаженных мужчин, какими бы красивыми ни были их тела.
Будет лучше всего, если Уинифред вообще не увидит этого рисунка.
Кассия взяла его со стола и уже хотела было смять в комок и швырнуть в огонь, но передумала. Что-то заставило ее вновь внимательно посмотреть на рисунок. Это была хорошая работа, и она знала, что ею можно гордиться. Вне зависимости от того, что именно было изображено. Для того чтобы Уинифред не увидела рисунка, его вовсе не обязательно выбрасывать. Кассия будет держать его только для себя. Открыв верхний ящик стола, она сунула набросок на самое дно, спрятав под стопкой бумаги для рисования и коробкой с запасными карандашами. Задвинув ящик, она повернулась к окну.
Было еще рано, но туман, который по утрам обычно тянулся вдоль улицы, рассеялся сегодня очень быстро, и в окно заглянуло необычно теплое для поздней осени солнышко. Перед тем как сесть за стол. Кассия несколько приоткрыла окно, чтобы впустить в комнату свежий утренний воздух и бодрящий ветерок.
Она вновь вспомнила о документе и задумалась о том, где же он все-таки может быть. Где-нибудь в доме, где она еще не смотрела. Она уже в который раз осмотрела отцовскую спальню, но ничего там не нашла. Нужно было вернуться в кабинет и снова поискать, но Кассия избегала заглядывать туда, ибо знала, что войти в ту комнату — значит, вновь вспомнить все, что произошло, а эти воспоминания и так не давали ей покоя по ночам.
В то же время она понимала, что без этого документа ей не удастся доказать свою невиновность.
Кассия вышла из спальни и, приблизившись к двери отцовского кабинета, задержалась перед ней. Она понимала, что это глупо, и все-таки боялась, что, открыв дверь, увидит отца, сидящего за столом со своей тростью в руке, поджидающего ее…
Кабинет располагался на первом этаже в конце узкого коридорчика, ведущего к лестнице. Рядом — под самой лестницей — была еще только маленькая кладовка.
Но почему же у нее такое ощущение, будто она стоит пред вратами ада?
«Бояться нечего», — сказала она себе, решительно берясь за ручку двери и, глубоко вздохнув, открыла ее.
— Привет, Кассия, — неожиданно раздался чей-то голос изнутри.
Кассия вздрогнула от ужаса. Отнюдь не сразу до нее дошло, что это не отец, а Джеффри. Кузен сидел за отцовским рабочим столом в костюме из ярко-синего сатина, который резко и нелепо выделялся на общем сумрачном фоне комнаты.