– Энни поможет вам уложить волосы, – робко заметила Дора. – Неужели вам не хочется снова надеть какое-нибудь красивое платье?
Харриет повернулась и смерила ее проницательным взглядом.
– Это тебе надо укладывать волосы в прическу и носить красивые платья, а то ты выглядишь как старая дева. И если будешь такой и впредь, то не сумеешь вызвать интерес у моего сына.
И Харриет жестом приказала Энни подать ей с туалетного столика серебряную щетку для волос.
Не смея выйти из боязни, что Харриет передумает, Дора осталась, чтобы помочь выбрать платье и надеть подходящее нижнее белье. Все было такое старомодное и не сидело как следует. К. тому же Дора мало разбиралась, как и что надо надевать под вечерний туалет. Однако она отыскала все, что требовалось для полной экипировки. Харриет уже нельзя было назвать красивой женщиной с ее двойным отвисшим подбородком и чрезмерно расплывшимися грудью и талией, но все же впервые за многие годы она оделась по-человечески. И Дора с облегчением вздохнула, когда Харриет, пошатываясь, заковыляла в незастегнутых туфлях к двери.
– Энни, позови моего сына, а ты, Дора, сама переоденься. Слуги в столовой не обедают. Ты должна выглядеть как наша гостья.
Величественным взмахом руки Харриет отпустила Дору и Энни выполнять ее пожелание, а сама осторожно, чтобы не споткнуться, направилась в давно забытый холл.
Дора, волнуясь, скрылась у себя в комнате. Сняв фартук, она достала свое лучшее платье, в котором ходила только на собрания общины. Может, если она снимет воротник и рукавчики, то станет меньше походить на служанку. Матушке Элизабет все это не понравилось бы. Старшие тоже не одобрили бы ее поведения, но мир и спокойствие в этом доме сейчас важнее ее привычки скромно одеваться. Просто сшитое, неприглядное платье должно было поддерживать представление о равенстве, отучать от тщеславия и желания быть замеченной. Квакеры придерживались таких взглядов уже несколько столетий, но Дору это лишь укрепило в желании изменить традиции, и она без сожаления расставалась с маскирующими ее женские достоинства одеждами.
Дора слышала, как Пэйс разговаривает с матерью, помогая ей спуститься вниз. Учитывая, чем она сама занималась с ним этим утром, перемена одежды – самый ее незначительный грех. Сердце у нее подпрыгнуло, желудок свело от волнения, когда непосредственно за своей дверью она услышала его низкий, звучный голос. Трудно все-таки поверить, что между ними произошло такое. Он известный человек, очень уважаемый адвокат из Франкфорта, бывалый воин. А она ничто, она меньше, чем ничто. Что он только увидел в ней?