Это не удивляло Рут. Каковы бы ни были их отношения с лордом Фицуотером, он, несомненно, сделает все возможное для спасения Коры. Джордж всегда ненавидел людскую злобу и насилие.
— Откуда вы узнали, что Чарльз прошлым вечером приходил на Королевскую площадь? — вдруг прервала она молчание.
— Генри выследил, как он возвращался в Бат, — кратко пояснил Джордж.
— Ах да, конечно, я и забыла, — сказала Рут, вспомнив, как он говорил ей уже о том, что поручил Генри кое-что разведать.
— Вы не должны упрекать себя за то, что не проявили к этому должного усердия, — сказал он сухо, будто читая ее мысли. — Я не вполне понимаю человеческую натуру. Когда Генри сказал мне, что этот подлец запихнул Кору в карету и увез ее…
Джордж сурово поджал губы, лицо его будто окаменело. Помолчав немного, он продолжал:
— Полагаю, любовь моя, что лучше нам поспешить с разрешением наших собственных разногласий. Необходимо наконец найти в себе силы, чтобы разобраться в наших отношениях и обсудить вопросы, которые неминуемо возникнут перед нами в будущем. Сколько можно оставаться в неведении?
Сколько можно играть в эти мудреные игры, где мы оба чего-то не договариваем?
Рут повернулась и внимательно посмотрела на него. Жесткое и непреклонное лицо, сосредоточенность на лошадях и дороге — все говорило о том, что он вряд ли способен в таком настроении произносить приятные, но пустые речи. Напротив, казалось, что он действительно будет сейчас говорить лишь о том, что имеет важнейшее значение для них обоих. Ее мысли снова возвратились во вчерашний день, она вспомнила, как они встретились и как он чуть ли не силой увел ее в дом на Королевской площади. Никогда еще не испытывала она такого смущения и смятения чувств, какое переживала в ту минуту.
Она не спрашивала себя, любит ли Джорджа. Она всегда любила его за внимательность, доброту, за неистощимый юмор. Когда она встретилась с ним в Сент-Джайлзе, то сразу почувствовала, что в ее жизни впервые появился человек, способный понимать ее, человек, которому она во всем могла довериться.
Это ощущение не покинуло ее и до сих пор. Но прошли годы, они встретились вновь, и его подозрения, так сильно ранившие душу Рут, равно как и ее собственные, неподвластные воле страсти, впервые омрачили эту любовь.
Однако даже и сейчас, когда ее мысли были всецело захвачены бедственным положением Коры, близость его сильного тела заставляла ее дрожать. Она видела, как напряжены его руки, держащие поводья, как он балансирует, перегнувшись всем телом вперед, на краю экипажа, как весь охвачен стихией скорости, став, вместе с лошадьми и двуколкой, частью этого стремительного движения. Правил он с кажущейся легкостью, не крича на лошадей и не щелкая поминутно кнутом, ибо лошади — будь то его собственные или взятые на почтовой станции — слушались его голоса, малейшего его движения.