– Тогда зачем волноваться?
Она бросила на него косой взгляд и отвернулась. Джордж продолжал улыбаться, и улыбка его была по-прежнему обворожительна.
– Я не волнуюсь, а проявляю осторожность.
– Полагаю, у тебя были для этого веские основания.
– А вот думать об этом тебе не стоит, – суровым тоном объявила она.
– Не стоит проявлять заботу? – спросил он.
– И это – тоже. Но я о другом – на самом деле ты не можешь знать, о чем я собиралась говорить. Меня раздражают даже твои попытки это предугадать.
– Отлично. Я попробую демонстрировать тупость. Вы, женщины, именно так думаете о мужчинах?
– Вот и еще одна вещь, которую тебе следует запомнить, – холодно продолжила Шарлотта. – Я не похожа на других женщин.
– И тебе не нравится, когда женщин пытаются лучше понять? Или я снова непозволительно проницателен?
– Должно быть, в твоем гареме масса женщин, – парировала Шарлотта. – От них ты мог кое-чему научиться.
Джордж снова улыбался. Шарлотта задумалась: сколько воспитанниц покидали в этом семестре Балфурин, мечтательно улыбаясь и бросая печальные взгляды в сторону хозяйских покоев?
– У меня нет гарема, что бы там ни утверждал Мэтью.
– Позволь мне усомниться, – непреклонным тоном произнесла Шарлотта. – Я представляю себе, каковы нравы в тех краях. Уверена, ты получал женщин в качестве даров.
Джордж расхохотался. Шарлотту так поразил его смех, что она едва не упала с лошади.
– «Добро пожаловать в нашу страну, вот вам в дар моя дочь!» Так, что ли? Уверяю тебя, ничего подобного там не было.
– Во множестве стран на Востоке нет культа уважения к женщине.
– Должен, к несчастью, согласиться с этим, – сказал он. – Но женщин мне не дарили, даже мужчины, которые испытывали ко мне благодарность.
– За что?
– Я обогатил их, – ответил он. – Они стали инвесторами в моей экспортной кампании. Я торгую. Вкладываю. То, что не нужно Пинанге, нужно Европе.
– Знаешь, Джордж, ты должен узнать обо мне еще вот что: я достаточно умная. Со мной не следует обращаться как с ребенком. Я разбираюсь в экономике.
– Тогда ты должна знать, что такое спрос и предложение. Я выясняю, на что есть спрос, и удовлетворяю его. Везде и всегда.
– Ты торгуешь опиумом? – осторожно спросила Шарлотта.
– Ни в коем случае.
– Рабами?
– Каким же замечательным человеком ты меня считаешь! Но с другой стороны, граф Марн вовсе не был образцом добродетели, ведь так?
– Ты снова делаешь то же самое, – заметила Шарлотта.
– Делаю – что?
– Отстраняешься от своих поступков. Говоришь о себе так, словно тебя здесь нет, словно все совершенное тобой сделал кто-то другой.