Диксон повернулся и внимательно посмотрел на собеседницу. В его глазах читалось легкое недоумение.
– И ты никогда их не видела с тех пор, как они тебя здесь оставили?
– Дело было совсем не так. Никто меня здесь не оставлял, – нетерпеливо возразила Шарлотта. – Не стоит так плохо о них думать. Я сама отказалась уезжать. Просто уперлась, и все. Мама сказала, что у меня бабушкин характер. Жаль, что я ее не знала. Мы бы наверняка нашли общий язык.
– И с тех пор вы не виделись? – настойчиво повторил он.
– Нет, не виделись. Но зачем тебе это знать? Тебе никогда не нравился мой отец.
– Подозреваю, что это чувство было взаимным, – заметил он.
Шарлотта неохотно кивнула.
Отец всеми способами избегал Джорджа. Они не общались даже за обедом. Разговор поддерживали женщины, иначе за столом оказались бы нарочито молчащие люди, а обед оживлялся бы только позвякиванием серебряных приборов.
– А вот мать тебе нравилась.
Он промолчал. Шарлотту это не удивило. Она успела понять, что существует масса вещей, по поводу которых Джордж то и дело прибегал к молчанию. В разговоре возникали пробелы, как будто он не желал раскрываться перед ней или делать ироничные замечания. Он выглядел не таким суетным, как прежде, и сарказму предпочитал молчание. В целом Шарлотта была довольна переменой.
– Значит, ты жила здесь в одиночестве.
– В одиночестве и без денег, – добавила она. Диксон посмотрел на нее с удивлением:
– Я полагал, ты – богатая наследница.
– Отец объявил, что лишит меня наследства, если я здесь останусь. Мать была в ужасе и смятении. Мне предоставили выбор: остаться в Балфурине мятежницей или послушной дочерью вернуться в Англию.
– И ты стала владелицей замка.
Шарлотта улыбнулась:
– Королевой мышей.
Диксон отвернулся к плите и чем-то яростно загрохотал. Он что, рассердился?
– Вначале здесь было больше мышей, чем людей, – объяснила Шарлотта. – Я даже привыкла к тому, что они скребутся по углам. Все остальные существа считали замок слишком негостеприимным убежищем. В крышах были сплошные дыры. В дождливый сезон казалось, что живешь в решете.
– В Шотландии это двенадцать месяцев в году.
Она улыбнулась:
– Так и есть. Нас было пятеро, и каждое утро мы поздравляли друг друга, что пережили еще одну ночь, не утонули и не замерзли. Нэн и Джеффри считали ниже своего достоинства разговаривать со мной. Оставался Томас, который ушел в море, и кухарка.
Диксон обернулся к ней лицом, скрестил руки на груди и прислонился к плите. Его лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Шарлотте пришло в голову, что под этим непроницаемым выражением он намеренно скрывает свои чувства и мысли.