Поначалу она опасалась, что Джули будет ревновать к малышу, как это часто бывает у детей. Но девочка души не чаяла в своем маленьком братике и готова была часами играть с ним. Она учила его переворачиваться, а потом и садиться. Роберт отвечал ей полной взаимностью. Стоило Джули отбежать от него, как он оглашал дом громким плачем. О том, чтобы уехать, Кэтрин уже и не думала. Беpта стала для них как мать. С каждым днем силы Кэтрин прибывали, а у старой женщины убывали. Чтобы не расстраивать Берту, Кэтрин не заводила разговоры об их весьма неопределенном будущем и старалась дарить ей свою любовь и заботу. Она взяла на себя все посильные ей домашние хлопоты и очень уставала. Несмотря на это, сон не сразу приходил к ней, и она часами лежала в тишине, вглядываясь в смутные очертания спящих детей. В это время она думала об их отце, но что именно, не знал никто.
Вдовствующая графиня Монкриф в течение всего путешествия сидела с поджатыми губами, не проронив ни слова. Ее горничная Дженни очень устала и была голодна, но предпочитала помалкивать. В голове графини, словно рассерженные пчелы, роились невеселые мысли, касающиеся в основном старшего сына. Дженни тихо, чтобы этого не заметила госпожа, вздохнула.
В Мертонвуде осталась лишь немногочисленная прислуга. Когда они приехали, графиня большую часть утра провела со старым садовником, и Дженни могла поклясться что темой разговора были отнюдь не розы. Горничную разбирало любопытство. Ей очень хотелось узнать, что же опять произошло с графом, из-за чего взгляд графини стал таким рассеянным и задумчивым, а губы сошлись в одну прямую линию. Такой она видела графиню последний раз несколько лет назад, когда молодой граф соблазнил юную, только что окончившую школу девушку.
Дженни не сомневалась, что вовлечена в безнадежное дело, которое затеяла графиня, пытаясь исправить очередную ошибку графа. Граф Монкриф обладал невероятной способностью делать деньги и создавать постоянные проблемы в общении с людьми. Горничная вздохнула. Она работала у графини более двадцати пяти лет и хорошо знала Фрэдди. Она сочувствовала женщине, имеющей несчастье быть матерью человека, чье имя часто мелькает в разделе скандальной хроники лондонского «Наблюдателя». Обвинения в адрес графа иногда были совершенно беспочвенны, но он был из тех людей, вокруг которых постоянно крутятся слухи и сплетни.
Когда Фрэдди было двенадцать лет, например, случилась история с горничной. Никто не мог и подумать, что мальчик в таком возрасте может проявлять столь заметный интерес к особам прекрасного пола, а тем более графиня. Иначе она бы не держала в служанках столь миловидных девушек. В школе, в которую он поступил в тринадцать лет, пристрастие Фрэдди сохранилось. Его наставники отмечали блестящие способности мальчика, но основное содержание их писем графине сводилось к перечислению ужасных похождений юного донжуана со своими многочисленными подружками. Большую часть каникул, когда Фрэдди приезжал домой, графиня проводила в бесполезных разговорах с сыном о его поведении и в переговорах с его преподавателями, которым обещались солидные суммы, чтобы юный граф Латтимор мог снова вернуться в школу, затем появилась Моника… Дженни даже вздрогнула, и графиня недовольно посмотрела на нее. Дженни слабо улыбнулась и отвернулась к окну, стараясь прогнать мысли о тех днях, когда имя Латтиморов, словно холодным плотным туманом, окутала скандальная слава.