О чем это он?
Маркус поерзал на краю кровати. Он привык рассчитывать только на себя. Одинокий волк, преследующий добычу. Только так и никак иначе. Он не обязан ни о ком заботиться, у него нет никакой ахиллесовой пяты. Связав себя с кем бы то ни было, он станет уязвимым, оставаясь же в одиночестве, он не подвластен ни манипуляциям, ни предательству…
– Вы такого и вообразить себе не могли, сэр, – проговорил из-за его плеча Там.
Маркус вздрогнул. Он чуть не забыл о присутствии сержанта. Судить о его возрасте по обветренной коже, собиравшейся возле глаз и рта в морщинки и ложившейся на лбу волнообразными складками, было затруднительно. И хотя лысина Тама блестела, как отполированная от времени дверная ручка, Маркус подозревал, что ему едва минуло тридцать пять. Там был жилистым и долговязым. Кроме того, у него был большой крючковатый нос, из-за которого некоторые называли сержанта дятлом. Правда, лишь тогда, когда его не было поблизости.
Там отличался редким упорством и все свое время посвящал службе. Три года назад он получил звание сержанта. Маркусу нравилась его самостоятельность и способность принимать неординарные решения. Там не был склонен играть роль агнца для заклания, что нередко делали подчиненные офицеров, выполняя их смехотворные приказы. Как и все прочие, он гонялся за птицей удачи, но никогда не предавал своих. И поэтому хорошо, что он всегда был под рукой.
– Ее лицо скрывал ужасный чепчик, неудивительно, что вы ее не узнали, – продолжил Там.
– Я ее заметил, Там, – возразил Маркус, припоминая свой взгляд, брошенный на Кэтрин. – Просто не посчитал опасной. Мне следовало предвидеть, что она может выкинуть что-нибудь неожиданное, особенно после вчерашнего разговора.
– И она всегда была такой отчаянной?
Маркус медленно покачал головой:
– Я ничего такого в ней и не подозревал, хотя, возможно, я просто не обращал на нее внимания. Я ошибочно считал ее сдержанность робостью, а скромность – слабостью. – Он взъерошил волосы. – Не знаю…
Раздался стук в дверь. Там взглянул на Маркуса и тихо подошел к двери. В его руках появилась дубинка.
Маркус тоже подошел к двери, положив руку на саблю. Не обращая внимания на боль, пронзавшую бок, он был готов отразить любую опасность.
– Кто там? – спросил он.
– Отец.
Маркус узнал бы этот низкий, полный неодобрения голос где угодно. Он кивнул Таму и отпер дверь.
Двигаясь в характерной для него сдержанной манере, Урия Данн вошел в комнату и сразу же проследовал к постели. Казалось, его суровое лицо было высечено из гранита.