Но Кэтрин уже отставила поднос в сторону и негромко, ласково окликнула:
– Фриц!
Девочка упрямо набычилась, что было сил стискивая в кулаке гномов. Но сегодня они почему-то ей не помогали. Дейзи и Эрик больше не могли справиться с ее тревогой.
Она подняла голову и ответила:
– Что, Кэтрин? – Причем сама удивилась, как отчужденно прозвучал ее голос. Фриц почти так же хрипела в понедельник, когда у нее очень сильно болело горло. Сейчас ей тоже что-то мешало говорить, только этот комок в горле не был связан с болезнью. Так же, как и навернувшиеся на глаза слезы.
– Фриц, что случилось?
– А ты можешь… – Фриц посмотрела на гномов, набираясь мужества. – Ты можешь быть как мама?
Она боялась поднять на Кэтрин глаза. Она боялась, что Кэтрин может ее не понять, и тогда ей придется все объяснять, и она наверняка не выдержит и разревется, как маленькая. Только ведь она и так уже плачет – наверное, оттого, что Кэтрин все поняла. Иначе Кэтрин не села бы рядом на диван и не протянула бы к Фриц руки – совсем так, как делают настоящие мамы, чтобы утешить своих малышей. Она подождала, пока Фриц усядется у нее на коленях с пушистым пледом, салфеткой и гномами. Кэтрин не пыталась выспрашивать у Фриц, почему она плачет и что случилось. Они просто сидели на диване долго-долго, прижавшись друг к другу, пока девочка не успокоилась.
– Джо сейчас бы обязательно сказал, что мне пора умыться, – всхлипывая, сказала Фриц. Она уселась прямо и громко шмыгнула носом. Девочка не могла скрыть удивления: оказывается, Кэтрин плакала вместе с ней! – Похоже, нам пришлось несладко, да?
– Похоже, что так, – с грустной улыбкой отвечала Кэтрин. – Ну что, пойдем умываться? По-моему, нам обеим это не повредит.
Ванна у Кэтрин была совсем маленькой, зато здесь повсюду росли цветы в горшках, и Фриц достались специальная мочалка и чудесное полотенце: махровое, ярко-синее, отделанное по краям широкой белой кружевной бахромой.
– Ты скажешь Джо, что я плакала? – спросила Фриц, когда с умыванием было покончено.
Кэтрин молча вернулась в гостиную. Там она взяла с журнального столика поднос с остывшим какао и понесла его на кухню. Фриц шла за ней по пятам.
– Ну, мне так кажется, что, если он все узнает, ему проще будет тебе помочь, – отвечала Кэтрин. Она перелила какао обратно в кастрюльку и поставила на огонь, чтобы подогреть. Фриц подумала и сказала:
– Нет, это только напугает его еще сильнее. – И решительно добавила: – Он и так боится за Деллу.
– А что случилось с Деллой? – резко обернулась Кэтрин. Не будет ничего страшного, если она все узнает. Фриц больше не сомневалась. Кэтрин умела быть и была для нее как настоящая, родная мама. А маме можно обо всем рассказать.