— Есть что-нибудь в первом томе о его связях с неким доктором Джонасом Уилсоном?
— Странно, что ты спросила именно об этом. — Взгляд Надин на видеопанели стал колючим. — Они оба служили во времена городских беспорядков. Стали друзьями и компаньонами. Помогали открывать реабилитационные центры для детей. Это не вся информация, мне еще нужно покопаться. Я уже кое-что нашла, были внутренние расследования, нарекания Ассоциации американских врачей, но все это зарыто очень глубоко.
— Продолжай копать. Если я взяла верный след, это будет лучшая история за всю твою карьеру.
— Не шути со мной, Даллас.
— Перешли мне все, что у тебя есть. Добудь еще.
— Дай мне что-нибудь для эфира. Мне нужно…
— Не могу. Мне пора. Да, кстати, если Рорк с тобой свяжется, это насчет приглашения на День благодарения.
— Правда? Классно. Можно я приду не одна?
— Думаю, да. Пока.
Ева отключила связь.
— Пойдем взглянем на дом Айкона еще разок.
Пибоди сохранила данные и вскочила.
— Мы поедем с этим делом в Нью-Гемпшир? Ничуть не удивлюсь.
В роскошном доме с видом на море специальные экраны на окне, занимавшем целую стену, скрывали тех, кто внутри, от любопытных глаз снаружи. Но изнутри сквозь них можно было смотреть на серовато-синюю водную гладь, расстилающуюся до самого горизонта.
Она решила, что так и напишет эту воду. Ничем не стесненный простор, только морские птицы на линии прибоя.
Она снова начнет писать, и жизнь заиграет под ее кистью. Хватит с нее слащавых портретиков в пастельных тонах! Она возьмет самые яркие, броские, дерзкие, вызывающие краски.
Скоро, скоро она опять начнет жить. Точно так же — ярко, дерзко, с вызовом. Это и есть свобода.
— Вот если бы мы могли жить здесь… Я была бы счастлива, если бы мы могли жить здесь. Мы могли бы жить здесь и быть сами собой.
— Может быть, когда-нибудь… Не здесь, но в другом месте, похожем на это. — Ее звали не Долорес, а Дина. Сейчас ее волосы были темно-рыжими, а глаза — зелеными. Она уже убивала и еще будет убивать, но ее совесть была чиста. — Когда все закончится, когда мы сделаем все, что можем сделать, этот дом придется продать. Но ведь есть и другие берега.
— Знаю. Просто мне грустно. — Она повернулась со свойственной ей сдержанной грацией и улыбнулась. — Нет смысла грустить. Мы свободны… Нет, еще нет, но мы ближе к свободе, чем когда-либо раньше.
Дина подошла и взяла за руки женщину, которую считала сестрой.
— Тебе страшно?
— Немного. Нет, я, конечно, рада, и все-таки мне немного грустно. Ничего не могу с собой поделать. У нас была любовь, Дина. Пусть извращенная с самого начала, но любовь была.