Он так обворожительно улыбнулся, что Фебе захотелось влепить ему еще одну пощечину.
– Нет-нет. Не подумайте, что я оскорбилась из-за того, что она обо мне подумала.
– Но…
– В некотором смысле она права. Мое неудачное замужество было не чем иным, как узаконенной формой проституции. В результате я получила много одежды и драгоценностей. Миссис Кокберн совершенно верно подметила, что я хорошо зарабатываю.
– Мне очень жаль.
Он шагнул вперед, чтобы взять ее за руку.
– Не прикасайтесь ко мне!
– Но…
– Вы в самом деле не понимаете, отчего я так разозлилась?
Дэвид неуверенно пожал плечами и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать.
– Конечно. Вам кажется вполне нормальным то, что вы переспали с половиной лондонских проституток…
Он вскинул руку:
– Ну, допустим, не с половиной. Проходя мимо несчастных больных женщин, жмущихся гоэ краям тротуаров, я обычно даю им монетки.
– Но вы не отказывались от услуг молоденьких симпатичных девушек, специально отобранных для представителей высшего общества, не так ли, лорд Линсли?
– Я пытался им помогать.
– Не уходите от темы. По словам миссис Кокберн, вы снискали себе славу в кругу жриц любви.
В глазах Дэвида зажглись веселые лучики.
– Она назвала вас сатиром, милорд.
– Все это в прошлом. Я спал с этими женщинами до встречи с вами.
– Конечно. Позвольте вам напомнить один маленький эпизод из моего прошлого. Когда вы узнали, что до встречи с вами я забавлялась с Билли…
– Но это совсем другое.
– Почему же?
– Потому что…
По его лицу пробежала тень сомнения, но в следующее мгновение ее сменила упрямая уверенность.
– Потому что я мужчина, черт возьми! А вы женщина.
На этот раз ей захотелось не просто влепить ему пощечину, а исцарапать его лицо или пнуть коленом в пах. Но лорд схватил Фебу за руку, предотвратив возможную травму, и уставился на нее с нескрываемым любопытством.
«Я мог бы поцеловать ее прямо сейчас, – подумал Дэвид, – просто чтобы доказать ей, насколько сильно мужчина отличается от женщины и как неумолимы его желания». Она была необычайно сильна: он видел, как под ее пышным рукавом вздуваются мускулы. Но устоит ли она против поцелуя?
Он заглянул Фебе в глаза, ища в них сигнал к действию. Он знал, что она его хочет. Потом, остыв, она, возможно, поблагодарит его за то, что он прервал поток взаимных упреков и обвинений. Гнев – сильная страсть, а все страсти берут начало в желании.
Но в ее глазах не было гнева. Только глубокое разочарование.
Он уронил руку:
– Прошу прощения. Я, пожалуй, пойду.
– Да. Я думаю, так будет лучше…
Феба опять повернулась к окну и стала смотреть на сияющие звезды. Она слышала, как он закрыл за собой дверь.