– Например?
– Если ты позволишь втянуть себя в долгий, скандальный, дорогостоящий бракоразводный процесс, студия «Бэрон» вылетит в трубу. Но ты должен помнить кое-что еще: оставаясь моим мужем, ты по-прежнему сможешь избегать брачных уз со всеми актрисами, с которыми спишь.
Джошуа нехотя признал справедливость ее слов.
– Ладно. Можешь остаться.
– Ты признаешь моего ребенка?
– Я дам ему свое имя. Это все, что я могу обещать.
– Это все, о чем я прошу.
Следующие несколько месяцев они соблюдали условия вынужденного перемирия. К несчастью, мысль о том, что какой-то неизвестный самец сумел вызвать страсть во фригидной Сайни, оказала на Джошуа пагубное воздействие. А вскоре его ждал новый удар: он обнаружил, что стал импотентом.
Тогда-то Джошуа и стал искать утешения в том единственном, что по-прежнему принадлежало ему одному, над чем он сохранял контроль. В Ли.
После того как он переступил черту и нарушил незыблемый нравственный закон, Джошуа жил в постоянном страхе перед возможным разоблачением – до тех пор, пока не убедился, что Ли не помнит тот вечер – гнусного, вопиющего предательства.
В результате того, что могло разрушить его жизнь, между отцом и дочерью возникла новая, тайная связь – тонкая и прочная, словно шелковая нить. И хотя память Ли не сохранила, из чего была соткана эта нить, Джошуа видел: она принимает сложившиеся между ними особые отношения. Она его не покинет. Никогда. Он – единственный мужчина в ее жизни.
Джошуа сжег порнографические снимки Мариссы и целиком переключился на мысли о своей красивой, талантливой дочери.
Это оказалось далеко не так просто, как представлялось со стороны.
После часа, проведенного на воде, у Ли ныли руки и ноги; все пазухи ее тела заполнились соленой морской водой; на глобусе ее бедра от столкновения с другим серфером появилась ссадина величиной с Аляску.
Мэтью внимательно наблюдал за ее усилиями вырваться из засасывающей белой пены и вновь и вновь, демонстрируя незаурядное мужество, взбираться на доску. Большинство женщин – да и мужчин тоже – давно отступились бы.
– Хочешь попробовать еще разок? – спросил Мэтью, покачиваясь рядом с ней на умеренной волне.
Ли всмотрелась в горизонт – там нарождались новые мутные валы. Она уже усвоила: стоило ей попытаться встать, как невысокие, миролюбивые холмики превращались в неприступные горы.
– На сей раз у меня получится, – процедила она, перебирая руками и устремляясь туда, где, по словам Мэтью, волна должна была переломиться надвое. – Сейчас!
Получится! Потому что у нее не достанет сил еще раз вскарабкаться на эту чертову доску. То, что началось как испытание со стороны Мэтью, стало ее личным, жизненно важным делом. Она больше ничего не доказывала другим – только самой себе. Владевшее ею чувство было мощным, глубинным, не имеющим названия.