– Скажите, ведь отделка этой комнаты – дело рук Блисс, не правда ли? – спросил он у Зельды, когда та вернулась с плетеным подносом, на котором возвышались два узких стакана.
– Да, она приобрела мебель на барахолке в Хоуме, – кивнула старушка, подавая ему стакан. – А потом сама сшила чехлы. – Зельда опустилась в плетеное кресло, отозвавшееся легким скрипом. – А вот сад – это мое детище.
– Значит, вы бы нашли общий язык с моей мамой. Садоводство всегда было ее страстью. Помню, она не раз говорила, что, работая в саду, человек ближе к небесам, чем где-либо еще на земле.
Зельда понимающе покивала красиво причесанной головой.
– Мне кажется, ваша мама – мудрая женщина. Тем более непонятно, как у нее мог вырасти такой дурак сын.
– Я сам недавно задавался этим вопросом, – с покаянной вежливостью ответил Шейн и отпил глоток чая, который оказался на редкость вкусным – свежезаваренным и с привкусом мяты. – Великолепный чай.
– Я всегда придерживалась мнения, что, если задумал что-либо сделать, не пожалей времени и усилий, чтобы выполнить это как следует… Итак. Значит, вы в самом деле считали, что моя внучка занимается кражей бриллиантов?
– Нет, мэм. – Первым порывом Шейна было скрыть правду, но он тут же вспомнил, что поклялся себе начать жизнь с чистой страницы. – Во всяком случае, в последнее время.
– Хотелось бы верить, что вы убедились в ее невиновности прежде, чем уложили ее в постель.
– Да, мэм. – Шейн чувствовал неловкость, обсуждая столь интимные вещи с женщиной, которая по возрасту годилась ему в бабушки. Но понимал, что играет на ее поле, а потому если надеется перетянуть Зельду на свою сторону, то должен играть и по ее правилам.
– Вы любите мою внучку?
Час от часу не легче! Это было еще хуже, чем обсуждать со старушкой вопросы секса.
– Она занимает все мои помыслы.
– Это не ответ на вопрос. – Голубые глаза Зельды прожигали его насквозь, не хуже лазеров. – Вам, конечно, известно, что Блисс вас любит?
– Да, мэм.
– Поэтому, прежде чем решить, стоит ли выступать в роли вашего адвоката, я должна убедиться, что вы чувствуете к ней то же самое. Хоть я не люблю плохо отзываться о мертвых, приходится признать, что Алан Форчен проявил себя бесчестным человеком, низким предателем. Но после разрыва с ним у Блисс была уязвлена гордость. Вы же разбили ей сердце.
– Я понимаю, мэм. – Эх, нелегко это было – вот так, напрямую, выслушивать нелицеприятные отзывы о своих поступках. Но Шейн понимал, что сам заслужил это. Да он, кажется, готов нагишом пройтись по всей Бурбон-стрит, лишь бы вернуть Блисс. – И пусть это уже не меняет дела, но мне стыдно, что я не сумел повести себя иначе с самого начала.