Жгучее желание хлынуло в жилы.
«Ну и ну! Браво, миссис Ситон! Неужто вы собрались подыграть мне в моей собственной игре?»
Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, что платье-то уже лет пять как вышло из моды и слегка выцвело. Но за это он был тотчас осмеян своим телом.
Узкий лиф и корсет приподнимали грудь в невольном приглашении к сладострастию. Роскошная, сочная, женственная – именно такой он представлял ее грудь. Две округлости, обрамленные плиссированным кружевом вокруг низкого прямоугольного декольте, выступали для обозрения. На нежной белой коже сиял золотой медальон. Глубокая бороздка посредине груди так и взывала к прикосновению. Прикосновению страждущих пальцев, ловкого и бесстыдного языка.
Взыгравшее желание привело Олдена к внезапному озарению. Он понял, что Джульетта распознала его намерение и не дрогнула перед ним. Это предвещало самое сладостное, самое блестящее из всех его завоеваний. И это было связано не только с ее телом, которое, будучи облеченным в светский наряд, неумышленно провоцировало вожделение. Должно быть, от нее потребовалась большая смелость, чтобы все это надеть на себя.
Вместе с тем Олден чувствовал, как откуда-то пробиваются маленькие ростки гнева, хоть он и не понимал – почему.
Джульетта щелчком раскрыла свой веер, висевший на запястье, и загородила декольте. Этот жест, заученный в бальном зале, был чистым кокетством.
Олден снял треуголку и, взмахнув ею, низко поклонился.
– Мадам, я очарован, – сказал он, зная, что говорит, и зная, что эти слова исходят из глубины сердца.
Обернутое лавандой и бумагой, розовое платье пролежало в комоде пять лет. Какая надобность в подобной роскоши здесь, в Мэнстон-Мингейт? Давно уже канули в Лету вечера в театре, с перестрелкой взглядами поверх веера. И где теперь дни за пяльцами и клавикордами? Пять лет назад она продала почти все свои вещи, кроме этого единственного платья. Пока Тилли лихорадочно утюжила слежавшийся розовый атлас, Кейт уложила Джульетте волосы и даже раздобыла пудру с румянами.
– Я никогда не выпустила бы леди без этого, мэм, – сказала она, поджав губы.
Горничная искусно затянула шнуровку, как того требовало платье. Тем временем из сада вернулась Тилли, раскрасневшаяся и хихикающая, с букетом душистого горошка.
– Это для вашей шляпки! – крикнула она. – О, мэм, вы выглядите великолепно! Подождите, пока я скажу Джемми и всем остальным!
– Я поеду в открытом экипаже, – ответила Джульетта. – Вся деревня и так увидит мой выезд.
Стесненная непривычно тугим корсетом, она чувствовала, что задыхается. Высокие каблуки создавали ощущение, что она вот-вот споткнется. Тем не менее это не мешало ей делать ныряющие движения, провоцируя взмах своих юбок, мельком обнажающих лодыжки. Когда еще у нее появится возможность средь бела дня щеголять в подобном наряде!