Для человека, ломавшего такие концы, как до Азова, дорога до Питера по первопутку за пустяк показалась. Ели вволю, а сон от нечего делать к сытому сам приходит; так что проспали и Алексей Гаврилович и Иван Васильевич, почитай, чуть не всю дорогу. Как пришлось вылезать из саней с покрышкой, догадался Алёша, что, видно, уж доехали.
Так и было в самом деле.
Приехали уж темно. Зги не видать, и какая-то каша липкая сверху падает.
Обогрелись — да известно, что делать в ночь — поесть да спать лечь.
Утром Александр Васильевич Кикин ранёхонько, прослышав, что брат приехал, прискакал к нему.
Иван из-под одеяла руку подаёт.
— Здорово ли все?.. Изломало, что ль?
— Нет… ничего! — зевнул и вставать стал.
— А это кто у тебя? — спросил Александр Васильевич брата, увидев на лежанке чью-то голову.
— Отгадай! Знаком ведь тебе.
Вглядывается внимательно в спящего Кикин, припоминает:
— Знакомое, правда, лицо… Только не возьму в толк, кто бы это?
— Алексей Балакирев.
— Может ли быть? И жив и здоров! Ах он разбойник!.. Вишь, как подкрался! — и он бросился будить спящего и душить его в своих объятиях.
Нужно ли досказывать, что для приятелей пятнадцать лет были как бы вчера? После первых излияний взаимной радости начался между Кикиным и Алексеем Балакиревым разговор о деле.
— Позволено в Москву приехать, а я упросил Кошелева до Питера дать посылку и должен здеся грамоты отдать и счётные книги… Куда нести, научи, Александр Васильич.
— Счётные книги воронежского губернатора к нам, в Адмиралтейство; я сам принять могу и расписку дам. А коли посланы указы, покажи суму, скажу, куда что.
Отомкнув суму ключиком, поданным Балакиревым, Александр Васильевич одни пакеты в военную канцелярию при Сенате велел отдать, другие — светлейшему, дневальному. «А эти, — отобрав три куверта „в собственные руки“, — сам ты явись и передай государю лично».
Дневальный, присланный Кикиным, проводил Алексея во все места и довёл до крылечка царской токарной, из которой в этот день не выходил государь в Сенат из-за недомоганья. Вошёл посыльный через сенцы в переднюю сторожку и доложился денщику:
— Из Воронежа от губернатора к государю.
— Пусть войдёт сюда! — ответил из-за стенки царский голос.
Крепко забилось сердце посыльного. Вошёл, подал и упал на колени.
— К чему это?! — крикнул недовольный государь, сидя перед шахматною доскою. Играл Пётр I, по случаю нездоровья, с обычным партнёром своим попом-биткою, с Иваном Хрисанфовым.
— Я божеских почестей себе не приписываю, ты знаешь, отец Иван, а неразумные все передо мною норовят в ноги да в ноги…