– Вы хотите воевать? Чушь! Артиллерия, которая развалится с первого выстрела.
– Ничего подобного. Погодите! Прогремит в день нашей свадьбы.
– Сомневаюсь, – вяло протянула она.
В убежище ей тесно, едва уместила самых нужных людей – шута и камергера Волконского, врачевательницу, ворожею, пажа и двух камеристок. Это полбеды. Хуже – осада города, ведь Мориц упорствует. Сам головы не снесёт и других погубит. Как посыплются ядра, куда денешься! Польские, русские… Чего доброго, свои же прикончат.
– Возьмите листок бумаги, – говорит Мориц. – Пишите… Абракадабра – кадабра – кадабра, – пятьдесят раз. Сожгите и плюньте через левое плечо.
– Зачем?
– Для вашей безопасности, – граф сдерживал смех. – Во Фландрии я спас таким образом множество воинов. Хороших, естественно. Трусов я не щадил.
– Пятьдесят?
– Да, не ошибитесь! Впрочем, я намерен поберечь Митаву. И вас, Анхен.
– Перестаньте меня так называть!
– Вы дуетесь. Да, я виноват, простите меня… Поверьте, малая шалость ничуть не умаляет моей большой к вам любви! Повторяю – я берегу вас. Драться я буду не здесь. Эти древние пушки – демонстрация, чтобы отвлечь…
– Сперва сжигаю, – перебила Анна. – Плевать потом?
– Да, сокровище моё.
Вывела аккуратно, латинскими буквами, печатными. Абракадабра – слово магическое, аптекари твердят в один голос. А пуля не разбирает… Военная игра – без правил. Втянул Мориц в приключение, дай Бог уцелеть.
Озеро Усмас в ста верстах, Анна ездила туда с Бироном, – красивое место, замок на острове живописен. Жаль его разорять… Мориц воображает, что там он непобедим.
– Нас обложат, как кабана, и уморят голодом.
Она злится на него и на собственную беспомощность. Убраться отсюда подобру-поздорову в Ригу, в Петербург? Бегство позорно, да и вряд ли разумно. Воцарение Петра Второго благоприятно для русских, для родни Петра Великого, но Меншиков, ненавистный Меншиков покуда у власти. Запретил ведь приехать в Петербург, поздравить Петра Второго.
Поразмыслив, герцогиня решила положиться на судьбу.
– Бароны к Морицу расположены, – рассказывает Ягужинский. – Однако волонтёров у него не густо. Сынков баронских десятка два, хорохорятся, моду его перенимают – шляпы с большим пером. Ну, петухи! Штаны красные.
– Раздену я их, – сказал светлейший. – Да розгами…
– А поляки-то злы на Морица… Собаками затравить готовы.
– Говорил с Сангушкой[395]?
– На ефимки не клюёт пока. Может, подопрёт нужда, в карты он шибко режется.
– С другого бока щупал его?
– Щупал… Он бы рад, честь для фамилии высокая. Сомневается, сумеет ли помочь тебе.
Об этом – цифирные письма, которые посылались Ягужинскому в Варшаву. Сангушко получит завидного зятя – младшего Меншикова, если усердно послужит. О приданом за дочерью пусть голова не болит у пана, – лишь бы стреножил польское вмешательство, уступил инициативу русским. Ударить Морица, прижать баронов – авось выгорит дело…